И этой диковинкой в ту пору могла стать самая обычная книга. Хотя именно эта книга вряд ли заслуживает того, чтобы называться «обычной».
Улучив после завтрака свободное время, когда гроза немного уняла свой пыл, Альбер вместе с другими оруженосцами отправился на нижний двор замка, где находились тир и ристалище, желая потренироваться с мечом и арбалетом.
Почти всё своё время, свободное от прочих обязанностей, пажи и оруженосцы отдавали тренировкам с оружием, дабы, когда наступит их час, стать добрыми рыцарями и воинами. И помешать им в этом могла разве что непогода. Но и укрывшись в помещении, мальчишки постоянно находили возможность проявить свой удалой нрав, борясь врукопашную или же сражаясь на палках.
В ристалищной подсобке была целая уйма самого разного оружия, как правило, старого и изношенного, уже негодного для войны, но вполне подходящего для тренировок, и каждый мог выбрать для себя то, что приходилось ему по душе. Было тут и множество доспехов, от кольчуг, выкроенных на разную фигуру и рост, до шлемов самых разных форм и фасонов. Само же ристалище, кроме свободного места, оставленного для конных тренировок, было утыкано разного рода мишенями, деревянными столбами для рубки и болванами, имитирующими соперника.
За дни непогоды, в течение которых почти неустанно лил дождь, ребята уже изрядно успели соскучиться по своим забавам, и даже сырое болото, в кое после дождя обратилось ристалище, вряд ли могло им помешать. Хлюпая башмаками по грязи, они сражались друг с другом или же вымещали свой пыл на деревянных болванах.
За этим-то полезным и весьма приятным занятием бернардинец и застал своего юного приятеля.
Альбер как раз упражнялся с тяжёлым полутораручным мечом. Он особенно любил это оружие, поскольку полуторный меч был гораздо больше и мощнее обычного длинного меча и управляться с ним можно было как одной рукой, так и сразу двумя.
Заслышав, что его сзади кто-то окликнул, Альбер обернулся и, увидев достопочтенного фра, поспешил к нему. Лукаво и хитро улыбаясь, монах стоял в стороне, держа в руках увесистый прямоугольный свёрток. Подолы его белых одеяний были забрызганы грязью, а выбритая тонзурой голова прикрыта капюшоном.
Так уж повелось спокон веку, что всякие священнослужители, особенно монахи, в личном общении тяготели исключительно к своему кругу, естественно, считая себя неким наивысшим сословием и относясь к мирянам с некоторой долей пренебрежения, или даже презрения. Не исключением был и этот бернардинец. Но, вынужденный почти всё своё время проводить в фамильной церкви Жавронов, оторванный от своей братии, он часто скучал, не имея рядом с собой просто дружеского собеседника. И таковым посчастливилось стать Альберу. Возможно потому, что первый оруженосец сеньора был одним из немногих избранных, кто попросту умел читать, да и к тому же кое – что слышал об апокрифических письменах* и античной поэзии. С другими образованному прелату и говорить было не о чем.