Как и подобает даме своего положения, баронесса старалась всегда выглядеть великолепно. На ней было добротное парчовое платье, плотно прилегающее к верхней части тела, с длинным, метущим пол, шлейфом. Рукава плотно облегали руки, лишь слегка расширяясь, доходя до середины кистей, а начиная от локтей и чуть ли не до колен, с них свисали длинные ленты полурукавов. Шейный вырез, как и голова, был покрыт белым холщовым жимпфом. В обычные дни шею и плечи полагалось скрывать. Расцвечен же весь наряд был в традиционные гербовые цвета дома Жавронов. Правая сторона поделённого вертикально на две половины платья была лазурно-синей, отражая герб графства Шампанского, с серебряной, идущей от плеча к талии, перевязью и двумя следующими вдоль неё золотыми цепочками, левая же сторона была белой, с вышитыми на ней сидящими чёрными львами. Причём ленты правого полурукава были белые, а левого, наоборот, лазурно-синие. Ладони же её, как и всегда, были убраны в белые шёлковые перчатки, а на пальцы нанизаны кольца. Волосы же были аккуратно уложены в косы-улитки по бокам головы и укрыты под жимпфом.
– Мадам, – слегка склонив голову, произнёс Альбер.
– Да, Альбер. Вижу, вы уже сами принялись за чтение, – начала домина.
– Прошу прощения, мадам.
– Не стоит. Так уж и быть, уступлю вам почётное право первым начать чтение.
– Благодарю вас, мадам.
На секунду воцарилось молчание.
– А где же остальные, позвольте спросить? Разве кроме вас никого не будет? – развела руками баронесса.
– Не знаю. Может быть, кто-нибудь и подойдёт. Эдмон с ребятами предпочёл ристалище. Урсула с Кларисс выехали к реке, на прогулку. Сегодня как раз подходящий для этого день. Софи и Жозефина остались с Жаклин. Бошан я не знаю где, – растерянно ответил оруженосец.
Снова молчание.
– Могу я начать, – всё ещё терпя неловкость, спросил Альбер.
– Конечно. Уже давно пора, – ответила баронесса, сделав вид, что приготовилась внимательно слушать.
Вновь склонившись над книгой, Альбер заново начал читать начало двадцатой песни:
Другие скорби, жалобы, мучения
В двадцатой песне пробудить должны
Участие к тем, что гибнут в царстве тления,
В кромешный мрак навек погружены.
Слушая чтение Альбера, она подошла к закрытому ставнями окну и распахнула его настежь. Вместе с прямыми солнечными лучами в полутёмную гостиную ворвался поток свежего прохладного воздуха. С улицы, как всегда, доносились смех, разговоры и ржание лошадей. Облокотившись о каменный подоконник, она даже зажмурилась, вдыхая сырые дуновения ветра.