Затем с такой же исполненной нежности улыбкой, поднесла его мордочку к своему носу. Дрожащий от страха заяц даже немного притих у неё на руках.
– Какая прелесть! Ты не находишь, Альбер? – спросила баронесса.
– Да, мадам, – своей дежурной фразой ответил оруженосец.
– На, возьми. Погладь его, – сказала госпожа, протягивая зайца своему слуге.
Конь Альбера стоял рядом, и ему стоило лишь протянуть руку, чтобы взять зверюшку себе.
Испытывая не менее нежные чувства, чем его госпожа, он начал гладить его по белоснежной шёрстке.
– Правда, прелесть? – мило улыбаясь, спросила баронесса.
– Вы правы, мадам. Истое чудо, – ответил юноша.
– Прикажите его отпустить? – с сильным немецким акцентом спросил стоявший рядом герр Юрген.
– Да, конечно, – ни секунды не колеблясь, ответила баронесса. – Хотя я с радостью забрала бы его с собой.
– Это можно устроить, – сказал немец.
– Нет, нет, что вы! – всплеснула руками она. – Такая прелесть просто должна остаться на воле. Отпускай его, Альбер.
Повинуясь желанию госпожи, он тут же спустил зайца вниз. Едва почуяв под лапками землю, тот, что есть мочи, бросился наутёк.
От души расхохотавшись, баронесса пришпорила кобылу и поскакала за ним.
– Догоняй, Альбер, – крикнула она оруженосцу, во весь опор удаляясь прочь.
Альберу ничего не оставалось делать, как во всём повиноваться жене своего патрона. Пришпорив своего мерина, он устремился за ней.
Пустив лошадей свободным галопом, они скакали через укрытое белым полотном поле, преследуя удирающего со всех лап беляка. Баронесса и не думала его снова ловить, а помчалась за ним лишь ради забавы. То и дело им приходилось резко поворачивать, дабы успеть по петляющему и извивающемуся заячьему следу.
Время перевалило уже далеко за полдень, и короткий зимний день близился к вечеру. Небо, ещё с утра такое тёмное и унылое, стало потихонечку проясняться. Сквозь разрыв в облаках показалось катящееся к закату красное солнце. Мороз, такой лютый с утра и слегка ослабший к полудню, к вечеру вновь стал крепчать.
Дождавшись, когда заяц таки скроется в небольшой ракитовой рощице, найдя там своё долгожданное спасение, баронесса и оруженосец повернули коней назад. На обратном пути, исполненная непринуждённости, домина продолжала болтать со своим слугой. Альбер же, изо всех сил преодолевая робость, какую он всё ещё испытывал перед госпожой, как мог, старался поддерживать их разговор.