В доме было темно, лишь огонь растопленной печки разбавлял непроглядную тьму. Сильно пахло дровами и топлёным свечным салом.
Альбер молча стоял, разглядывая скромную обстановку лесного домика. В этой мерцающей полутьме трудно было разглядеть что-то, кроме теней и грубых очертаний предметов.
Но тут его окликнул знакомый голос:
– Альбер.
Голос баронессы доносился из-за ширмы, отгораживающей спальню.
– Да, мадам, – как всегда, ответил оруженосец.
– Как хорошо, что ты ещё не улёгся. Впрочем, я бы всё равно приказала тебя разбудить, – сказала она.
– Да, мадам, – слегка теряясь, продолжал отвечать юноша.
Последовала минутная пауза.
– Я думал, вы уже давно спите, – позволил себе замечание оруженосец. Выпитое вино всё же придавало ему смелости.
– Ещё нет. Я где-то с час проболтала с женой старосты, – ответила баронесса. – Какой замечательный был сегодня день. А дичь! Дичь была просто изумительна! – добавила она.
– Вы абсолютно правы, мадам, – поддержал оруженосец.
Снова последовала пауза.
– Чем могу быть полезен? – наконец спросил он, преодолев не покидающее его волнение.
– Полезен? Мог бы быть полезен, – с ухмылкой двусмысленно ответила баронесса.
У Альбера заколотилось сердце.
– Чем, мадам, – слегка запнувшись, переспросил оруженосец.
– Ладно, не переживай, – засмеялась сеньора. – Я всего лишь хочу, чтобы ты помог мне раздеться.
– Я? – у бедняги перехватило дыхание.
– Да, именно ты. А кто же ещё? Ни Урсулы, ни Кларисс, ни Малютки Софи нет рядом. А ты единственный, чьё положение позволяет это сделать. Не могу же я просить об этом егеря или дровосека.
Секунду Альбер колебался. В голове пронеслась мысль о том, что баронесса спокойно могла попросить об этом если не самого дровосека, то, по крайней мере, его жену или дочь. Но каприз супруги патрона был законом для его слуги.
– Как скажете, мадам, – наконец-то набравшись смелости, ответил слуга и зашёл за ширму.
Баронесса стояла спиной к нему, возле небольшой, застеленной козьими шкурами, кровати. Её грациозный силуэт едва различался в царившей полутьме.
Приблизившись к госпоже, он дрожащими пальцами принял с её плеч соболиную шубу, и, с истым благоговением, уложил её на стоящий рядом сундук. Затем наступил черёд отороченного горностаем сюрко, а за ним высоких охотничьих сапог. Усевшись на кровать, она вытянула вперёд ноги, позволяя себя разуть. Настоящим испытанием для оруженосца стало снятие верховых брюк – у него чуть сердце не выскочило из груди. Шнуровку верхнего платья, расположенную на груди, баронесса развязала сама, Альбер лишь немного помог ей стянуть его через голову.