Моего отца казнить тоже будет публично. Он с еще несколькими сообщниками, наверняка со своими собутыльниками, за одну ночь обчистили пару богатых домов. И как вы думаете, что они оттуда сперли? Еду! Еду для меня, для матери. Для того, чтобы семья не померла от голода, теперь же за это умрет он. За свое преступление… за предательство Богов, ведь воровство у богатых равносильно этому… за тех, у кого рожа шире моей кровати.
Я сжимаю руку матери, и ее теплые пальцы распространяют холод по всему моему телу. Я знаю куда она меня ведет и что будет дальше. Это место находится в самом центре города на большой площади, построенной специально для этого. По середине установлен помост, где публичная казнь – всего лишь развлечение. Уже беснуется толпа от скуки и жажды крови. Люди, если их таковыми можно назвать, смешались в потоке эйфории. Одинаковы, как капли дождя, не разбиваются, не падают. Живут в подвешенном состоянии, радуясь каждому дню, что не упали, что не разбились, в отличие от тех, кто сейчас стоит на помосте. Среди них мой отец. Чужая смерть для них – всего лишь еще один маленький повод, чтобы отсрочить собственную. Отдалить роковой момент еще ненадолго. На чужом примере увидеть всю суть смерти, ее непривлекательность. Получить заряд бодрости, чтобы дожить до следующей казни, где будут стоять уже другие, возможно, сами они, те, кто сейчас радуются и веселясь, смеясь, кидая в приговоренных камни и грязь. Еще недавно я был похож на них. Нет, я никогда не радовался чужой смерти, никогда над этим не смеялся. Но раньше, когда кто-то умирал мне было безразлично. Теперь на шею моего отца вешают петлю, и мне уже не безразлично. В этом все мы. Мы? Кто мы?
Кто угодно, но только не я. Как вообще можно радоваться чей-то смерти? Даже если это собака… все равно это противно. Я этого совершенно не понимаю. Люди на глазах превращаются в нелюдей.
Судья начал зачитывать приговор, что не был особо важен, ибо в поистине нечеловеческой агонии толпы его слова тонули в море возгласов и криков, призывающих как можно скорее убить тех, кто, по их мнению, заслужил этой смерти. Толпа играла роль палача лучше самого палача, которого еще даже не было на сцене. Жаждая получить наслаждение от убийства, массово поучаствовать в нем, растерзать беззащитную жертву, утолив свою нестерпимую жажду, опустошив себя эмоционально, прекрасно зная, что именно