…Не сготовила ужин, не накрыла на стол:
ты ведь не был мне нужен – ну пришёл и пришёл.
И слова вроде к месту, да неймёт голова:
Я ж без места невеста, ни к чему мне слова.
Слова в конце концов и спасут, или, по крайней мере, дадут иллюзию спасения, но интересен сам ход (уход) души, возмущённой тем, что надо ухаживать за телом. Русский бунт: кухарка ждёт, что её позовут управлять государством. Цветаевский вопль женщин всех времён: возместить вакуум любви. Кастрюля из инструмента кашеварения делается инструментом политических концертов. Господи, какая профанация… Уж не Чернышевский ли накаркал? На роль женщины выбрана идея! Бабью суть идея искромсала!
Так, значит, бабью суть надо из-под идеи высвободить? И что же это будет? «Скотоложество тотальное, где шерсть и шкура с бабьего плеча»? Пир Тримальхиона… (Тут как раз надо бы сноску: вряд ли наш читатель так уж хорошо помнит лысого гуляку, две тысячи лет назад выведенного Петронием Арбитром в «Сатириконе»). Впрочем, кое-что разъяснено сразу: «любовь от века вне закона… среди всеобщей нищеты».
Но как отрешиться от грязи, налипающей на ноги, когда «милая ступает по земле»?
Милая отвечает:
Я любила тебя, как могла:
ноги мыла и воду пила, —
и в те дни, когда был ты далёк,
так мне близок вдруг сделался Бог.
Бог! Наконец-то. Бог выдал… выдал замуж?.. выдал для казни?.. Неважно: «меня той ночью, видно, выдал Бог, а ты случайно оказался рядом». «Ты» – псевдоним. Мог быть любой.
А что, если и «Бог» – псевдоним?
Псевдоним чего? Счастья? Его нет. Жизни? Это не жизнь – это «опыт». Любви? Но любовь-то и отринута. «Я смотрела ей вслед. И жила. В ожидании хлада. В ожидании глада, чумы и гражданской войны, и Суда, посредине распада, в преддверии ада я жила, всякий раз не надеясь дожить до весны. Я писала слова, я читала слова, я писала… я спасалась в словах.»
Тут уже всё связано в узел: распад страны, чума политиканства, остервенение народа, оказавшегося в духовном вакууме, опустошение, безлюбье – глухая нетовщина, как говорили пращуры.
Тебя со мной настолько нет,
что ночью нас никто не встретит.
Но потому и есть тот свет,
что он не грея светит.
Леденящий финал. если отрешиться от того тепла, которое извлекает из самих слов Инна Кабыш, пронесшая в ранней молодости крест учительницы литературы – курс мировой словесности так и светится в её стихах. «Земную жизнь пройдя до половины.» «Не потому, что от Неё светло, а потому, что с Ней не надо света».