Под дивным собственноручным портретом Рафаэля помещалось деревянное кресло Шекспира, во многих местах изъеденное червоточиной, но благоговейно отделанное бронзой и бархатом. Тут же находился стол, принадлежавший Вольтеру, и золотой ключик к нему, богато украшенный резьбой. Открыв ящик стола, находим там массу сокровищ. Прежде всего, коллекцию писем знаменитых людей, рисующих век Людовика XIV, между прочим письмо Тюренна, написанное им собственноручно за несколько дней до смерти. Тут же – маленькую книжечку в старинном переплете с фортификационными планами Вобана, посвященную им герцогу Бургундскому. Далее – письма-автографы всех французских королей, от Франциска I до Наполеона, молитвенник Лавальера и множество всевозможных интересных предметов. К сожалению, мне довелось познакомиться с ними лишь мельком. Остается добавить, что стены здания были покрыты древними надписями, относившимися главным образом к истории Польши.
Княгиня сама составила каталог всех своих сокровищ, и теперь эта драгоценная коллекция увековечена навсегда.
Это была огромная работа, и трудно представить себе, сколько времени посвятила княгиня изучению истории стран, реликвии которых собирала. Особенно обогатился Готический дом во время Великой французской революции. Это было время, когда исторические предметы прошлого века можно было приобрести за бесценок. Графиня Замойская, дочь княгини, как раз находившаяся в Париже в то время всеобщего неистовства, приобрела там вещи, не имеющие теперь цены.
Трудно передать словами, с каким интересом и удовольствием слушали мы княгиню, которая, проведя всю жизнь в собирании столь редких и ценных экспонатов, сама показывала их нам, делясь при этом интереснейшими воспоминаниями. Вечером, нагулявшись по великолепному парку, все собирались у княгини, и я особенно любила слушать ее рассказы. Она много путешествовала и, несмотря на свой преклонный возраст, так живо и ярко рассказывала о многих знаменитых людях, будто только вчера с ними рассталась.
Будучи представлена ко двору Фридриха Великого, она однажды проскользнула в его кабинет, когда он только что вышел оттуда. «Я застала его, что называется, врасплох», – рассказывала она. На бюро, заваленном бумагами и картами, стояла тарелка с вишнями, на которых лежала бумажка с надписью, сделанной рукой самого Фридриха: «Я оставил восемнадцать штук». На диване лежал старый гусарский мундир, ожидавший починки. Рядом с письмом Вольтера валялся счет от поставщика колониальных товаров. На пюпитре, как бы напоминая о гармонии, оказались случайно брошены ноты, а рядом стояло курульное кресло, похожее на кресло из Капитолия, с той только разницей, что то было сделано из настоящего красного дерева, а это – из простого и стояло непокрытым, не имея ничего общего с прежним своим назначением