Сделав вид, что не замечаю его, я понукала лошадь, чтобы поскорее проехать, но Рубертун оказался быстрее и преградил мне дорогу. Чтобы не сшибить его, пришлось натянуть поводья.
- Доброе утро, господин Румьер, - сказала я вежливо. – Позвольте проехать и не пугайте мою лошадь.
- И у вас ещё хватило наглости заявиться сюда, леди Сегюр? – прохрипел он, прокашлялся и зло посмотрел на меня. – Да ещё и заговорить со мной?
- Город для всех, - ответила я, не желая провоцировать ссору, - а заговорила я с вами только потому, что вы мешаете мне проехать. Давайте сделаем приятное и вам, и мне, и разойдёмся с миром.
- С миром? – вскипел он. – Вы чуть не убили моего сына!
Из таверны начали выглядывать горожане. Некоторые даже вышли, чтобы получше увидеть и услышать, что происходит. И никто, разумеется, не подумал вступиться за меня.
- Не преувеличивайте, - сказала я, заставляя лошадь отступить, потому что Рубертун лез почти под копыта. – Ваш драгоценный Клод жив и здоров.
Но мужчина совсем не слушал меня.
- Вы измолотили его безо всякой жалости! – он почти кричал. - Таким людям, как вы, опасно находиться в обществе! А вы ведь девица! Благородная! Леди! Хотя, точно ли вы девица? – он окинул меня взглядом. – Я видел вас на лугу, вместе с вилланками…
- Ваш сын сам виноват, - перебила я его, пытаясь поменять тему. – Досталось бы и Ленарду, да он успел сбежать.
Ленард был младшим сыном господина Румьера, а Клод – старшим. И мнение о том и о другом у меня было самое нелицеприятное.
От таверны послышались сдержанные смешки, и Рубертун побагровел.
- Вы говорите, что мой сын трус?! – чуть не зарычал он. – Мои сыновья никогда ни от кого не бегали! А вы… - он схватил мою лошадь за поводья, и она опасно заплясала на месте.
- Отпустите сейчас же, - велела я, дёргая поводья в свою сторону.
Ни о каком мире уже и речи быть не могло.
- Оба ваших сына - трусы! – сказала я, прикидывая, смогу ли применить стиль Сегюров в таких условиях. - Потому что осмелились напасть на женщину!
- А вы уверены, что вы – женщина? – опять завёл свою волынку Рубертун.
- Да! – бросила я ему в лицо.
- Во всяком случае, не благородная, - тут же ответил он. – Ваш покойный батюшка слишком много проводил время в навозе, вот вы и переняли любовь к этому запаху…
Наверное, я пустила бы в ход свою самодельную дубинку, но тут по камням мостовой зацокали копыта, Рубертун посмотрел мимо меня и замер, но поводья не отпустил.