Небо то и дело сверкало молниями, раскаты грома гремели один за
другим. За всё предыдущее время был только один дождик, который я
едва заметил, и оставалось только радоваться, что я успел закончить
основу крыши до того, как началось ЭТО. Как ни крути, но даже в
такой ситуации я ещё оставался более-менее сухим, что давало
надежду не слечь с простудой — в моём положении это означало почти
гарантированную смерть.
«День двадцать первый. Уже три недели, как я торчу здесь,
и, как ни странно, до сих пор ещё могу писать это. Да,
мне всё-таки пригодились учительские тетрадки: вырвав страницы
с каракулями пятиклассников, с ошибками решавших линейные
уравнения, я стал вести дневник. О чём в этом самом
дневнике и пишу».
Вторую тетрадку — ту, в которую перенёс карту —
я использовал как атлас-путеводитель для туриста, то есть
попросту отметил цифрами все ориентиры на карте
и тщательно описал каждый. Туда же я зарисовал оба
найденных ягодных куста, указав форму листьев и нарисовав
жирный череп с костями напротив ядовитого. Честно говоря,
не хотелось и думать, что было бы, если бы
я съел больше.
С корзинами пришлось повозиться. Непослушная лоза постоянно
выскакивала из пальцев, кое-как связанные в центре прутья
расползались, не желая превращаться в плетёное изделие.
Труднее всего, однако, оказалось начать: когда я кое-как
всё же уложил донышко, дальше дело пошло как по маслу.
Получилось нечто до крайности уродливое, не очень
прочное, но всё же держащее форму. С ним-то
я и отправился на поиски глины, которую
в конечном итоге всё же нашёл, спустившись в лесную
низину, где обнаружилось озерцо с глинистыми берегами. Рай для
гончара.
Там же, однако, обнаружился и ещё один белый валун,
так что я аккуратно устроился подальше от него
и быстро наполнил корзину, после чего поспешил ретироваться.
Тащить эту штуку оказалось зверски неудобно — держать
её можно было только в руках перед собой, да ещё
и дно недовольно потрескивало, грозясь вывалиться. Шесть
километров до дома я преодолел с большим трудом,
а ведь мне требовалась не одна такая корзина.
Но перспектива намокнуть заставила сжать зубы и снова
отправиться к озерцу.
Таскал глину я ещё четыре дня. Крыша выстилалась
тростником, который обильно рос у реки, затем этот слой
промазывался глиной, и так несколько раз, пока толщина
полученной конструкции не удовлетворила мою инженерную
интуицию. Кроме того, я приволок ещё пару корзин, набрав
небольшую кучу во «дворе» моего убежища для будущих нужд.
Пятый день был посвящён отдыху: эти проклятые походы
с тяжеленной корзиной вымотали меня до полусмерти.
Единственное полезное, что я сделал за первую половину
дня — это сходил к «раскидистой клюкве», сорвав себе
дополнительную порцию плодов. Вкупе с печёным зайцем они пошли
не хуже чем в лучшем французском ресторане.