– Вы мне можете объяснить, что происходит?
– А что? Всё не так плохо.
– Ничего себе – неплохо! Иди сражайся… Тёмный Витязь… Ёшкин кот! Да я меча в руках сроду не держал! Меня фехтовать не учили. А если вы считаете, что я знаю, как стрелу на тетиву накладывать, то вы очень даже заблуждаетесь!
Выговаривал я это всё Окраинному Страннику на другое утро, хмуро натягивая немудрёную одежду здешнего мира. С курткой и джинсами пришлось распроститься – очень уж нелепо я в них выглядел. Хотя никто мне слова накануне не сказал, все вежливо делали вид, что для Лесотравья это самая привычная одежда.
Ужин вчера был роскошный – при взгляде на блюда с копчёной свининой, жареным гусем и ухой из лососины жалкие мороженые окорочка в холодильнике начисто стёрлись из моей памяти. Гостеприимный Владен, наплевав на холопов, своими руками подливал мне вина, кисло-сладкого, с лёгким изумрудным оттенком и такого ядрёного, что я, и без того уставший с дороги, скоро окосел. Во хмелю я обычно не буен, напротив, опасаюсь брякнуть что-нибудь лишнее, а потому становлюсь молчалив и осторожен. Я закусывал и слушал избранное общество. Когда ещё с тремя владыками зараз так погулять придётся?
Князьям, в отличие от меня, вино по мозгам не дало, они были мужики крепкие, не чета некоторым журналистам. Им было всё едино, вино они глушили, как воду, и за столом о напастях не рассуждали. В моей несчастной пьяной голове гулким звоном отдавались их голоса. Милонег рассказывал, до чего хороши табуны Дикого Края. Но ценят их всё же меньше, чем драгоценные жемчуга Юга, – за каждый десяток великолепных скакунов идёт одна жемчужина, прозрачно-матовая, нежно-розовая, таящая в себе переплетение солнечных лучей и морского ветра. Мечислав хвалился искусством озёрных кузнецов-оружейников и утверждал, что меч, созданный их руками, способен раскроить сверху донизу любого ратника в кольчуге из чернёной стали. Владен с Годином на это дружно ухмылялись и предлагали Озёрному испробовать изделия местных мастеров. Молчали только мы с Радимом. Я, приткнувшись в уголке, окончательно сомлел, а он предпочитал не болтать, а слушать, учтиво улыбаясь собеседнику. Вина Окраинный Странник вообще не пил, потягивал брусничный квас из ковша.
Проснулся я поутру в малой горенке, залитой солнцем. Продрал глаза, зевнул, непонимающе огляделся. И осознал, что лежу не на любимом бабкином диване, а на широком низком ложе, на грубой простыне, укрытый одеялом из рысьего меха. На рундуке у изголовья ворох какого-то тряпья, а в дальнем углу сидит на лавке Радим и, умостив подбородок на сцепленных пальцах, внимательно за мной наблюдает.