Лучше б я не просыпался!
– Доброе утро, – сказал Окраинный Странник. – Пора подниматься, вас давно ждут.
– Никуда я не пойду.
– Ещё как пойдёте! Забыли, о чём вчера на совете говорилось?
– Вот именно, что помню…
Радим был явно не в духе. Он без церемоний сдёрнул с меня одеяло и сунул в руки одежду.
– Одевайтесь, кому сказал!
Я шёпотом бранился, путаясь в штанах. Высокие сапоги из мягкой кожи стягивались у колена ремешками и ладно сидели на ноге. К рубахам навыпуск я не привык, но куда деваться. Сверху пришлось натянуть бурую суконную безрукавку. А вот ременной пояс мне пришёлся по душе – удобный, с красивой пряжкой и серебряными бляхами по всей длине. К такому поясу пристегнуть бы нож, но после своего малодушного ворчания заговорить об этом с Радимом я поостерёгся.
– Почему вы раньше не сказали мне о Тёмном Витязе?
– А разве это что-либо изменило бы?
– Наверное, нет… Но могли бы и предупредить.
– Предупредить вас я мог ещё о многом. Например, о том, что здешнее вино – коварная штука. Или о том, что кровь тут льётся настоящая, не малиновый сок. Затягивайте пряжку… Вот так. Вам нельзя поддаваться страху, это самое главное. Ни сейчас, ни потом. Иначе вы не справитесь.
– Я по любому не справлюсь.
– Послушайте, Ярослав! Устрашённый воин – побеждённый воин. Вы всего лишь занесли ногу для первого шага, а уже боитесь, что это не дорога, а болото.
Я поморщился.
– Ой, прошу, давайте без нотаций. Кстати, каким вином меня вчера поили? Выпил изрядно, а голова не трещит.
– Ну, ещё бы, это не водка вашего Круга. Ладно, оделись? Пойдём.
– Нет, погодите! Вы так и не сказали – я могу погибнуть?
– Погибнуть может каждый, – голос Радима прозвучал на редкость глухо и сумрачно. – Другое дело – погибнуть со славой или с позором.
– Спасибо, утешили… А почему они так трепали мой возраст? Чем я им не угодил? Уж Владен-то постыдился бы – года два разницы, не больше.
Ох, не к добру была эта усмешка на губах Окраинного Странника. Такого ехидства я в нём раньше не замечал.
– Вы думаете? Гляньте-ка сюда.
Он протянул мне небольшое круглое зеркальце. Я взглянул и поперхнулся следующим вопросом. Металлическая поверхность зеркала отражала мою ещё помятую со сна физиономию. И ни следа в нём не было моих потрёпанных двадцати восьми, и повторяло оно почти то же видение, что зеркало в бабкином доме. Я смотрел на себя – лет на десять моложе, такого, каким был когда-то в полузабытой юности.