Эти мысли были верны, справедливы и даже осуществимы, если бы он уже не предпринял на севере больше дел, чем возможно было завершить за несколько правлений, если бы он уже не взялся за учреждение Италии, Германии, Польши! Не самым простым, но самым срочным и самым полезным из всех этих дел, после учреждения Италии, было возрождение Испании. Там хватило бы сотни тысяч солдат из четырехсот тысяч, разбросанных от Рейна до Вислы, и они нашли бы себе там наилучшее применение. Но было слишком рискованно и опасно добавлять к множеству предприятий на севере новое предприятие на юге и браться за него с едва организованными войсками! Но Наполеон так не думал. Он не знал ни одной трудности, какой бы не победил от Рейна до Немана, от Океана до Адриатики, от Юлианских Альп до Мессинского пролива и берегов Иордана. Он глубоко презирал войска южан, их офицеров и полководцев, ненамного выше ставил английские войска и полагал, что покорить испанцев будет не намного труднее, чем калабрийцев. Сомнения Наполеона вызывали не материальные, а моральные трудности, ибо он никак не мог отыскать допустимый в глазах мира предлог, чтобы обойтись с Карлом IV и его женой так же, как он уже обошелся с Каролиной Неаполитанской и ее мужем. Ведь эта династия не доставляла никакого допустимого для общественного мнения Европы повода к низложению. Как бы ни были велики могущество и слава Наполеона, он не мог, не возмутив мир, однажды заявить: Карл IV – слабоумный король, которого обманывает жена и которым вертит фаворит, унижающий и разрушающий Испанию; и я, Наполеон, в силу моего гения и моей миссии, низлагаю его ради возрождения Испании. Такую манеру действия человечество не дозволит никому.
Поэтому Наполеон не мог низложить Карла IV за его глупость и слабость, за прелюбодеяние его жены, за унижение Испании. Ему требовалось найти достаточно основательную претензию, которая сообщила бы ему право вторгнуться к соседу и переменить правящую династию. Ему нужно было предательство, подобное тому, что совершила королева Неаполя, когда после подписания договора о нейтралитете атаковала французскую армию с тыла; или же бойня, как в Вероне, когда Венецианская республика перерезала французских раненых и больных, тогда как сама армия двигалась на Вену. Наполеон мог сослаться лишь на двусмысленную прокламацию, обнародованную накануне Йены и призывавшую испанскую нацию к оружию, прокламацию, которой он притворно не придал значения, хоть она и сопровождалась тайными переговорами с Англией, доказанными впоследствии, но отрицаемыми испанским двором.