Мастер Кит понял намек – намек был весьма ядовит. Покойный французский король любил красивых мальчиков, среди его придворных такая любовь была обычным делом, а мастер Кит – красавчик, и слухи, что ходили о его похождениях в Лондоне, долетели даже до Москвы.
– Я сам хотел во Францию, мистер Меррик! – ответил он высокомерно. – Мне там было хорошо, хотя я и рисковал ежедневно – на службе у ее величества королевы. Я думал, что сойду на берег в Дании, а оттуда как-нибудь проберусь. Но морская буря не позволила нам причалить – и я отправился дальше поневоле. В городе с нелепым названием я полагал дождаться, пока дядюшка нагрузит судно товаром и повезет обратно. Но черт дернул меня попасть на матросскую пьянку и напиться как медник. Там я наговорил о себе столько лишнего, что мистер Арчи сообразил, какая от меня возможна польза, и меня бесчувственного уложили в трюм судна и водой повезли в Москву. Кажется, я клялся, что спас от католических заговорщиков нашу королеву, да хранит ее Господь, и будущего французского короля, и всех его любовниц.
– Ты похвалялся уважением самого сэра Фрэнсиса Уолсингема. А о нем даже мы, сидя в Московии, знаем. Вини во всем свой длинный язык, мастер Кит!
– Теперь я его виню, а что толку? Я пришел в себя, но судно уже утащили на Бог весть сколько верст вверх по течению. Я хотел было бежать, пробраться к дядюшке, который наверняка разослал по всем переулкам команду «Минервы», чтобы найти меня! Клянусь, я не хотел в Москву! Но судно тащится со скоростью две мили в час, кругом – одни леса, и реки петляют между ними, так что перестаешь понимать, где север, а где юг.
– Польза от тебя будет, – жестко ответил Меррик. – Я об этом позабочусь. Ты тут уже кое-как освоился и даже заговорил по-русски. Или поедешь домой, связанный по рукам и ногам, и прямо из порта будешь доставлен в Тайный совет, который на радостях соберется на заседание в полном составе и пригласит твоего лучшего друга – архиепископа Кентерберийского. Я знаю, какие бумаги нашли у тебя при обыске. Ступай.
Мастер Кит пожал плечами.
– Поэт вынужден подчиниться торгашу, – сказал он и вышел из Казенной палаты. В закутке возле поварни труженики «Московской компании» оставляли обычно одежду. Там была и его шуба с сапогами, и шапка висела на крючке – войлочный колпак, отороченный мехом. Под шубой на другом крючке висели суконные порты, а в рукав были засунуты меховые рукавицы.