«Вольтигий был прав, поставив именно меня на этот ответственный пост, – думал воин. – Молодой, неопытный легионер мог бы растеряться, увлечься, покинуть свое место и броситься в общую схватку. Если бы я отвлекся хоть на минуту, по крайней мере дюжина младенцев избежала бы смерти».
Он так размышлял, когда вдруг заметил молодую женщину, которая, крепко прижав к груди ребенка, бежала прямо к лестнице. Вышло так, что ни один из легионеров не пересекал ей дорогу и она добежала до конца галереи.
«Вот как раз одна из тех, кому непременно удалось бы спасти сына, если бы я не стоял тут! – хмыкнул стражник. – Но я здесь!»
Женщина так быстро приближалась к воину, как будто не бежала, а неслась по воздуху; он не успел разглядеть ни ее лица, ни мальчика, которого она укрыла под одеждой. Он протянул руку с мечом, готовясь пронзить мать и дитя: женщина неминуемо должна была наткнуться на лезвие в таком стремительном бегстве; воин ждал, что она тотчас падет мертвой у его ног.
Но в это мгновение легионер услышал какое-то жужжание над головой и почувствовал острую боль в глазу. Она была так сильна, что воин, не помня себя, бросил меч на пол и схватился за глаз. В руке у него оказалась маленькая мохнатая пчелка, это именно она ужалила его, ее маленькое острое жало стало причиной его страдания. Растоптав насекомое, легионер схватился за отброшенный меч, надеясь, что еще не поздно настигнуть беглянку.
Но пчелка прекрасно исполнила свое дело, и как раз вовремя: мгновения, на которое она ослепила стражника, было вполне достаточно для молодой матери, чтобы спуститься с лестницы и перебежать через двор. Когда воин, ревя от ненависти, кинулся за ней, она была уже далеко и скрылась в темноте. Она исчезла, и никто не мог разыскать ее.
* * *
На следующее утро этот воин, как всегда, стоял на страже за городскими воротами. Было еще совсем рано, и тяжелые ворота были только что открыты. Но, казалось, никто не ждал этого нынче: ни один работник не вышел из города в поле, как происходило каждый день: жители Вифлеема были под впечатлением ужаса минувшей кровавой ночи, никто не решался покинуть свой дом.
«Клянусь мечом! – воскликнул воин, стоявший на страже. – Вольтигий сделал большую ошибку. Было бы несравненно лучше, если бы он велел запереть городские ворота и обыскать все дома. Тогда можно было бы непременно найти ту женщину, которой удалось скрыться с праздника и спасти своего сына от смерти. Вольтигий рассчитывает, что родители этого мальчика постараются бежать из Вифлеема, как только узнают, что ворота открыты; он надеется, что я схвачу их как раз в воротах. Но я боюсь, что это неразумный расчет. Как легко можно укрыть ребенка и пронести его незамеченным!»