Быдло-алкаш мамы был из поколения бумеров. Его молодость
пришлась на лихие 90-е — время, когда кто-то успел подняться, стать
так называемым «кабанчиком», обзавестись связями, бабками и
статусом. Но не всем так везло. Многие сломались под давлением
времени и ушли в бесконечный алкотрип, превратившись в типичных
подъездных философов.
Кому-то повезло ещё меньше — они сторчались от дешёвых
наркотиков вроде крокодила, превратившись в живых мертвецов ещё до
40 лет. А те, кто выжил, теперь сидят на кухнях, бухтят про «раньше
было лучше» и свято верят, что жизнь им что-то задолжала.
Этот день для Мэлса начался странно. Мама внезапно переключила
свой эмоциональный режим и начала активно заигрывать к нему с
заботой, что само по себе уже было подозрительным.
— Мэлсик, а чего ты такой грустный? Может, хочешь чего-нибудь? А
хочешь, я тебе твои любимые булочки приготовлю?
Она говорила это сладким голосом, а тем временем его телефон уже
лежал у него на столе. Значит, свою часть плана она уже
провернула.
— Спасибо, я ничего не хочу, — сухо буркнул он.
— А я вот интернет хочу оплатить...
Ну так оплачивай скорее, — раздражённо подумал Мэлс.
— А ещё к нам сегодня гости придут! Придёт дочка с ребятишками,
ты только дай им компьютер поиграть, ага?
Только не это. У быдло-хахаля была дочка — 24 года, с тремя
челипиздриками. Мужа у неё, конечно же, не было, жила она на
пособия, а параллельно активно бухала. Дети для неё были чем-то
вроде багажа, от которого можно было временно избавиться. Чаще
всего она скидывала их своему батяне, который, в свою очередь,
перекладывал ответственность на маму Мэлса. А уж та, естественно,
быстро находила самого «удобного» няньку.
Мэлс прекрасно знал, чем это закончится. Весь день беготня,
вопли, попытки спрятаться в комнате и неизбежное «Ну ты же
взрослый, помоги с детьми, ну чего тебе жалко, что ли?».
Ему было абсолютно непонятно, зачем его мать так отчаянно хочет
дружить с этой бабой. Ну правда, зачем?
— Я пойду к бабушке, — сразу отрезал Мэлс.
— К бабушке? Ну понятно, не хочешь с детьми сидеть? Я же хочу,
чтобы мы семьёй стали! Чего ж ты такой неблагодарный-то, а?
Мэлс закатил глаза. Этот цирк он видел уже не раз. Но ему было
плевать — бабушка оставалась единственным человеком, который
действительно относился к нему с теплотой. Она не пыталась
переделать его, не тыкала в лицо «обязанностями» и уж точно не
устраивала эмоциональные манипуляции. Она просто была рядом,
уважала его границы, дарила подарки и никогда не говорила
гадостей.