В голове еще звучали слова
византийского посланника, этого лощеного Льва Склицы, и шипение
предателя Ярополка, стоявшего рядом с ним прошлой ночью. Их
ультиматум был верхом наглости и презрения. Отдать Тмутаракань,
разорвать союз с печенегами, которых я сам с таким трудом привлек
на свою сторону, признать верховенство Византии и посадить этого
Ярополка княжить в Киеве… Они всерьез думали, что я соглашусь? Что
вид их войска, усиленного византийскими наемниками и поддержанного
флотом, блокировавшим город с моря, заставит меня поднять руки?
Наивные идиоты. Они недооценили ни меня, ни моих людей, ни ярости
тех, кто защищал стены Тмутаракани под командованием Такшоня.
Система «Вежа» услужливо
подсвечивала тактические схемы, предлагала варианты (естественно за
очки влияния), но окончательное решение всегда оставалось за мной.
И оно было принято еще там, во время ночных переговоров, когда я
смотрел в холодные глаза Склицы и презрительно ухмыляющееся лицо
Ярополка. Бить первыми. Бить туда, где не ждут. План был дерзким,
рискованным, почти безумным, но он давал шанс переломить ход
событий, вырвать инициативу из рук врага.
И ключевую роль в этом плане играл
Кучюк. Этот хитрый печенежский хан ненавидел хазар не меньше моего,
если не больше. Обещание богатой добычи, возможность отомстить
старым врагам и щедрая плата серебром сделали свое дело. Он
согласился сыграть в мою игру, хотя я прекрасно понимал, что его
верность — вещь крайне ненадежная и временная. Но сейчас наши
интересы совпадали. Ему нужен был хаос и грабеж, мне — отвлекающий
маневр.
И вот, наконец, тишину прорезал едва
слышный, тонкий свист — условный знак от лазутчиков Веславы,
подтверждавший: враг расслабился, момент настал. Я едва заметно
кивнул Алеше, стоявшему чуть поодаль в тени. Он тут же растворился
во мраке, передавая команду дальше.
И почти мгновенно левый фланг
долины, там, где затаилась основная орда Кучюка, ожил. Словно
прорвало плотину. Тысячи печенежских глоток взревели в унисон —
дикий, гортанный вой прокатился над степью, заставив вздрогнуть
даже моих бывалых дружинников. В темноте заметались сотни факелов,
выхватывая из мрака несущиеся силуэты всадников в островерхих
шапках, вздыбленных лохматых коней, блеск кривых сабель. Воздух
наполнился невообразимым шумом: грохотом тысяч копыт, яростным
ржанием, лязгом оружия, пронзительными криками.