Распутин заявил, что ненависть Чернобога распространяется на
весь мой род. Именно из-за нее Воронцовы стали теми, кем являлись:
озлобленными, жестокими и нетерпимыми изгоями. Видимо, воронёный
доспех не просто так пылился в самом темном углу подземелья под
особняком.
Но почему они от него не избавились? Могли бы продать, сдать в
музей, переплавить в конце-то концов. Сколько людей пострадало от
гнева дремлющей веками брони? Меня терзало множество вопросов, от
которых прошлые Воронцовы просто отмахивались – даже бездействующий
Чернобог давал им силу. Не столько, сколько мне, но все же. И это,
по их мнению, стоило всех жертв.
По словам Распутина, черным пламенем не пользовался никто из
теперь уже моих предков, которые проходили обучение в Академии. В
бою они правили другими драгунами, так как всякий, кто садился на
трон управителя Чернобога рано или поздно неизбежно лишался
рассудка. Десятки Воронцовых сгинули, поглощенные испепеляющей
яростью, сражаясь внутри Чернобога в самой гуще боя не только с
окружающими их противниками, но и с собственным кровожадным
безумием.
Мне даже стало немного неловко из-за того, что я злорадствовал
касательно гибели молодого человека, чье тело сейчас занимал.
Михаил Воронцов, безусловно, был тем еще ублюдком. Но стал он им не
по своей воле. Злоба Чернобога сминала слабую волю.
Такой была особенность всякой проклятой брони, которой в
Российской империи осталось всего несколько экземпляров. Со слов
Распутина, он каждый день борется с приступами гнева и пьет свои
горькие настои, чтобы не пуститься во все тяжкие.
После нашего долгого разговора я стал лучше понимать своего
наставника и даже проникся к нему толикой уважения. Он же заявил,
что теперь будет требовать от меня больше, чем с остальных.
Наставник пообещал не допустить меня до серьезных заданий до тех
пор, пока не убедится в моей адекватности.
Спорить с Распутиным – все равно, что спорить с каменной стеной.
В этом я убеждался раз за разом на протяжении четырех часов, что
провел в его кабинете. Любой мой довод разбивался вдребезги о
дурную славу рода Воронцовых. Несмотря на то, что мне удалось
поднять свою репутацию со дна, путь впереди еще оставался долгим и
тернистым.
Сам я догадывался, почему Чернобог не воздействует на меня так
же, как на других Воронцовых. Несмотря на одинаковые инициалы, мой
настоящий род не принадлежал этому миру. Такой мыслью я успокаивал
себя до самого вечера, пока не пришел к еще одной неприятной
догадке: моя воля взаимодействовала с волей Чернобога совсем
недолго. Самое страшное может быть впереди.