Сидит мышка на столе. Спокойненько так, без напряга, своими ручонками корочку перебирает, подгрызывает ее. Ровненько так подгрызывает, кругленькой делает. Все лишнее убирает. Увлечена.
Но Левка не на нее смотрит. Левка смотрит на большое цинковое корыто, стоящее на полу посреди кухни.
Даня переводит взгляд. Видит сооружение рядом с корытом. Соображает. Понимает не сразу. Но понимает. Тоже перестает дышать. Тоже начинает следить за второй мышью.
Корыто наполовину с водой. К борту его под плавным наклоном досточка приставлена. Верхний край доски – над водой. На самом краюшке тоненький картонный прямоугольник махонькими гвоздочками присобачен. Что-то вроде трамплина для прыжков в воду. Досточка вся сальная какая-то, с налипшими подсолнечными шелухой и семушками. А на самом краюшке, на картонной площадочке – деликатес. Огромный, с полголовы, кусман сочащегося жирами сыра. С мышиной полголвы.
Вторая мышь была уже почти наверху. Оглянулась на вошедшего Данилу: «А, это ты… привет-привет…» – кивнула ему и тихонько продолжила путь.
Вкусна дорожка-то (тут полизать, тут семечку отколупнуть и схавать), тяжела дорожка-то (и в горку, и скользко) – в общем, не мешайте мышке, не отвлекайте ее, Данила Борисович.
Добралась все-таки. Стоит перед площадью с памятником сыру в центре.
Та-а-ак. Не поняла. Оглядывается, поднимает мордашку, на сыр и за сыр смотрит. К Дане с Левкой поворачивается. Те даже не улыбаются. Значит, не шутят. Значит, действительно сыр. Значит, действительно для нее. Спасибо, конечно.
Ну, и пошла к нему.
Первая мышка, та, что на столе сидела, даже убегать не стала, когда произошел взрыв.
Крик, мат, топот, паденье табуретки, сдвиг стола – все разом и сразу после тихого всплеска. Не убежала первая мышка. Не смогла. Окаменела.
Сами собой повалили сзади из нее крупные горошины.
– Сам додумался? – Даня глядит на Льва; тот, опустив голову, морща лоб, нос и верхнюю губу для удержания спадающих очков – на барахтающуюся и царапающую коготочками цинковые стены мышь.
– Угу…
– Ты же педиатр.
– М-гм…
– Мюллер ты.
– М-гм…
По Советской, приближаясь к больнице, нарастает вой сирены.
– Г-г-ы! Во, вишь, тебе, серый, уже кто-то и «скорую» вызвал! – Весело жмуря глаза на мыша, Лева зафыркал, двумя руками придерживая очки.
Данила коротко матюгается, с силой ввинчивает по часовой стрелке указательный палец в висок сопротивляющегося Левки, торопливо направляется к выходу, прихватывает со стола и сует целиком в рот печенюшку.