– Была охота возиться с аферистом, – проворчал Лёка, выслушав Мадинку.
Представьте теперь, как Воки «обожал» Малька. Так и заявил ему в самом начале путешествия: он, мол, знает, как Лёка плохо относится к нему, хорошему, искреннему и честному. Поэтому будет лучше, если они станут поменьше общаться. Это после того, как Лёка как бы вообще и между прочим сказал, что обязательно потребует наказания для того, кто на борту «Комарика» вздумает баловаться веселящим порошком. И при этом в упор смотрел на Воки.
После разговора с Мадинкой Лёка спросил Чудилку, как он не видел, с кем дружит, и за кого заступается, и кому помогает по жизни?
– Ну, понимаете, – залопотал Петрик, – веселящий порошок творит такие дела с людьми… Они становятся злыми, нервными, глупыми. Совершают мерзости. А что я? Миче и сам с Воки приятельствовал.
Это так. Но наши редкие совместные дела и чуть более частые пирушки не позволили мне разглядеть, насколько отвратителен Воки. Для этого стоило попутешествовать с ним, тесно пообщаться в мирке небольшого судёнышка. Не думаю я, что виной душевной гнусности Ловкача только веселящий порошок.
– К тому же, мне было жаль его, он потерял отца, – сказал Петрик. – Можно понять, почему он за эту отраву схватился.
– Потерял отца? Когда? – поразились мы, наплевав на глупые слова о понимании.
– Ну… Недавно. Весной. В конце весны. После того, как я упросил дядю Туму вернуть Воки на таможню.
Вот те и раз!
Я не выдержал:
– Ты что, Чудила? В самый день возвращения нашего флота я говорил с Воки о его отце. Тот брехал, что отец жив, пьёт, и даже понятия не имеет о пиратах.
– Петрик! – потеряв терпение, не сдержался и Лёка. – А говорят, ты из тайной полиции. Вот ни за что поверить невозможно!
– А! Вы в этом смысле, – нахмурив брови, протянул он, но мы с Мальком уже не могли беседовать с этим чудилой. Мы ушли, оставив его в одиночестве размышлять о соотношении ненормальной доброты к профессионализму тайного полицейского.
И вот, мы с Лёкой были совсем не рады, когда, нацепив на физиономию добродушную маску, этот Ловкач потащился за нашей компанией на танцы. Никто не отменял телеграф, почту, курьерскую службу, месть Корков своим детям, да и в каком-нибудь притоне наверняка очень тайно торгуют веселящим порошком.
А то, что злой пиратский волшебник в этот вечер оставит нас в покое – так это я по себе судил. Я ни за что не стал бы мстить кому бы то ни было на танцах, в окружении людей – это может причинить им вред.