Рубашка на спине разошлась, по светлой коже между лопаток извивался изломанными черными линиями абрис молнии, как растущее из основания шеи экзотическое дерево. Будто затянутое тучами грозовое небо вывернули наизнанку, зеркально отразив цвета.
У первой жертвы рисунок тянулся от подмышки до бедра.
– Красиво, – прокомментировал Алард.
– Что это?! – чуть повысив голос и явно теряя терпение, спросил Ланс. – По тебе видно, что ты знаешь. Какое-то проклятие?
– Молния. Даже не очень сильная. Большинство выживает.
– Молния? – повторил Лансерт, глядя исподлобья и снова принялся мерзко постучать кончиками ногтей по столу, будто специально, будто мало Аларду утренних впечатлений, мертвецкой, гадкого звука, украденного запаха, еще чуть влажноватого мундира Ланса и рук, которыми он сейчас так равнодушно прикасался к мертвым девицам, а до этого… Абсурд, какая разница, когда и кого он этими руками держал. И где. Но реакция тетушкиной помощницы на его слова и правда была ненормальной: шок и обморок. Недолгий. Еще бы… После графина с водой. Стакан был пуст… не чаем же было плескать?
– Молния. Одна до грозы, а вторая сильно после? – с сомнением проговорил Ланс.
– Случается, – ответил Алард и кивнул на тела. – Мне еще долго на них любоваться?
– Ты чудовище, Эдсель.
– Что поделать.
– И это не ты, – не то спросил, не то подытожил Ланс.
– Не я.
– Но кроме тебя некому.
– Некому.
– Проваливай.
Алард кивнул, развернулся и вышел. С удовольствием.
Солнце после помещения на мгновение ослепило. Эдсель зажмурился и какое-то время простоял на крыльце жандармерии, слушая, как истаивает внутри раздражение, и словно цветные картинки, перебирал в памяти события.
Шаль. Оставил ее тогда на спинке стула в столовой вместо того, чтобы отдать, как сразу хотел, но решил, что выйдет двусмысленно, особенно после не слишком тактичных намеков на испорченное платье.
Запах. Отголосок был неуместен в мертвецкой так же, как затейливо переплетенный красным шнурком пучок полыни на каминной полке в его спальне, что Алард нашел на полу в столовой и положил было рядом с шалью, но зачем-то вернулся и забрал.
И Лансерт. “Попалась”, “такой десерт и я бы ждал с нетерпением” и эти его холеные руки на… Наваждение. Бабочки, порхающие над горкой конвертов, каштановый завиток на шее, два простых, но изящных ажурных гребня, удерживающих строгую прическу. Так вот откуда это раздражение. Не только из-за присвоенного погибшей запаха и взятой тайком шали. Вместо того, чтобы наблюдать с балкона в углу, как мисс Дашери разбирает письма, как делал это ежедневно с момента ее приезда, он потащился в город с Лансертом. Сам нарушил собою же установленный ритуал, и сам же на себя раздражен.