– И переехать в этот кошмарный дом! – ахнула мама и закатила глаза, откинувшись на спинку кресла.
– Господин Ростоцкий, – взяв себя в руки, сказал отец, обращаясь к душеприказчику, – позвольте, мы дома обсудим данный вопрос и передадим вам ответ уже завтра.
Я мысленно улыбнулась. Таков мой отец. Надеется, что сможет заставить меня передумать? Но нет. У меня его твердый характер, и я не передумаю.
– Батюшка, – как можно спокойнее произнесла я, – ничего ждать не надо. Я все решила и принимаю все условия.
Отец сверкнул глазами, а мама потянулась ко мне. В ее взгляде было так много слов, но я знала, что здесь, в присутствии постороннего, она не решится высказать мне то, что думает. Однако когда мы окажемся наедине в экипаже, придется собрать всю силу воли, чтобы остаться при своем мнении. Снова начнутся упреки, возможно, даже прольются слезы…
На меня такое уже не действовало. Просто я отлично знала матушку и ее талант манипулировать с помощью слез и давления на жалость.
С батюшкой подобное проходило. Но не со мной. Я ведь тоже женщина и знаю все эти маленькие хитрости.
– Я подпишу все сегодня, – сказала спокойно и встала.
Ростоцкий, улыбнувшись, кивнул и подал мне перо и чернила.
Матушка тут же начала причитать. Отец заворчал, а я взяла перо и принялась читать документ, чтобы ознакомиться со всеми его пунктами. Не привыкла подписывать то, что предварительно не изучила. Лишь удостоверившись, что бумаги в порядке, я подписала и оригинал, и копию, после чего вернула перо душеприказчику и, поблагодарив его, обернулась к родным.
– Вот и будешь жить там сама, – обиженно сказала матушка. – Я ни ногой в этот дом! – предупредила она.
– Буду, – ответила ей с улыбкой и, поправив перчатки, кивнула Ростоцкому.
Душеприказчик дядюшки поклонился в ответ, и мы попрощались с ним, после чего покинули кабинет и направились к лестнице, ведущей на первый этаж.
На улице нас поджидала карета. Кучер, дядюшка Платон, поспешил слезть с козел и распахнул перед нами дверцу экипажа.
Первой в салон забралась матушка. Затем отец подал руку мне, но при этом ухитрился одним взглядом выразить недовольство. Я же улыбнулась ему в ответ и, устроившись внутри напротив мамы, приготовилась выслушать родителей.
– Платон, трогай! – велел отец. Захлопнув дверцу, он сел рядом с княгиней Вяземской, и, едва карета тронулась с места, оба, словно сговорившись, посмотрели на меня.