Не то чтобы он ненавидел деда, скорее наоборот — таким
родственником впору было искренне восхищаться и пытаться стать с
ним вровень, чем Фил, кстати, и занимался, вступая на скользкую
тропку легкого обретения силы и могущества. Силу он получил, как и
могущество, знания, возможности, а вместе с ними — ненависть в
глазах былого кумира. Как же неловко вышло с той клятвой...
Впрочем, детские восторги уже давным-давно исчезли, так что дед
довольно безболезненно перекочевал в список естественных угроз. Не
было злости, простая видовая конкуренция между темными и светлыми —
или он убьет, или убьют его самого, или бежать без оглядки, в
надежде, что бессмертный Воин света не найдет тебя раньше
построения хотя бы одной Башни силы. А дальше — вечная война,
которой он совсем не хочет...
Куда же тот ушел в такую рань? Фил попытался освободиться из
объятий, но не тут-то было. Первая попытка пресеклась сильным
охватом рук — Аркадия притянула к себе так, что парень невольно
почувствовал себя бочкой, сжатой металлическими обручами. Вдобавок
ко всему, указательный палец левой руки девочки преобразовался в
отточенное лезвие и недвусмысленно прижался к шее — совершенно
неосознанно, так как сама демоница все еще спала, судя по пульсу и
дыханию, но даже во сне категорически отказывалась лишаться столь
теплой грелки под боком.
«Эдак сколько она игрушек в детстве перерубила... — невольно
задумался Фил и тут же осознал, какую пакость подстроил ему дед,
размещая рядом с Аркадией: — А если ей ночью приснится кошмар? Да
если она просто проснется сейчас, увидит свое неоднозначное
положение и неправильно его поймет? Вспомнит ли она о клятве
раньше, чем вонзит когти?»
Холодная волна прокатилась по телу — умирать совсем не хотелось.
То, что клятва отомстит за него — вовсе не радовало, ему-мертвому
будет уже все равно. И само собой, в выигрыше останется дед — вот
уж кто будет счастлив избавиться от попутчиков!
Словом, будить Аркадию Фил тоже не стал, скомкал одеяло вокруг
себя и попытался вывернуться из захвата вниз. Медленно, сантиметр
за сантиметром, извивался змеей, цеплялся ступнями за прохладный
камень печи, а чуть позже — за ее край, но все-таки вылез и
бесшумно приземлился на пол комнаты. Со стороны печи печально
вздохнули и заворочались, кутаясь в одеяло: холодное осеннее утро —
это вам не приятная рассветная прохлада середины лета.