Впрочем, найти было бы нетрудно — по дыму. Нужное место
оказалось чуть ниже по улице и на другой ее стороне. Ворота
оказались распахнуты настежь, внутри двора слышалось азартное
переругивание, мельтешили люди, изредка выныривая из дыма от
догоревшего хлева, едкой пеленой скрывавшего в себе почти все
подворье, чтобы откашляться и отдышаться. Видимо, хлев пытались
тушить, да только сено размочили, вот оно и дымило. Ветра почти не
было, оттого огонь не перебрался на дом.
Под хмурыми взглядами детей и матери те, кто шел поживиться,
глупо улыбались и проходили мимо; а те, кто уже набрал добра,
расстаться с наворованным не спешили — максимум отводили глаза и
ускоряли шаг. Некоторые набрали столько, что бежать не могли в
принципе — добра у хорошего хозяина было вдосталь.
Мать побежала внутрь двора, выгоняя вороватых соседей грозными
окриками и призывами к совести.
Архимаг же отреагировал на мародерство традиционно — вытащил
добротную жердину из забора и перехватил двумя руками, на манер
монахов южных гор.
— Как бы тебе самому по хребту ей не съездили, — скептически
оценил вооружение деда Фил, одновременно делая подножку очередному
обнаглевшему типу, нагрузившему на руки горку чуть ли не выше глаз
— в основном резные деревянные поделки, фигурки и игрушки. С
хеканьем мужичок рухнул вперед, впечатавшись лицом в наворованное,
и отчаянно зашипел себе под нос нечто немузыкально-матерное.
— Это особая палка! — провозгласил архимаг, заметил, как мужичок
пытается собрать уроненное обратно, и размахнулся ею: — Палка
добра!
С глухим звуком конец палки врезался чуть пониже копчика вору,
заставив его бросить добычу и припустить с места бегом, не разбирая
откуда прилетел увесистый удар — знал свою вину.
— Почему именно добра? — Фил решил соответствовать и тоже
вооружился деревяшкой, только покороче — на манер одноручного
меча.
— Она будет превращать плохих людей в хороших, — из дыма вылетел
еще один человек, лихо нырнул в землю, не заметив палку на своем
пути, и рассыпал кучку тряпья на землю. — Стоять! — гаркнул архимаг
на попытку нового мужика подняться. Детский голос особого страха не
внушал, но вместе с ощутимым ударом уже заставлял вслушаться в
слова собеседника.
— Да, господин? — с привычным раболепством отозвался
поверженный, подставив ситуацию в привычный шаблон.