Биография еще одного начальника губернской ЧК совсем оригинальна: бывший матрос мятежного броненосца «Потемкин» Филиппов в дни мятежа лично убил на этом корабле трех офицеров, после сдачи мятежного броненосца в Румынии с поддельными документами вернулся в Россию. Здесь сначала примкнул к анархистам и участвовал в терроре и эксах, затем сколотил уже личную чисто уголовную банду и арестован за грабежи и убийства. Из тюрьмы Филиппова освободила революция в 1917 году, он вновь, как и многие братишки-матросы, в рядах анархистов, а затем следует переход в большевики. И именно этот человек ленинской властью назначен начальником Брянской губернской ЧК, разумеется, жалости бывший мятежник и разбойник ни к кому не знал, в Брянске фамилию Филиппова тогда запомнили надолго.
Другой похожий на него матрос-братишка с уголовными сроками за воровство при царе Ворожцов печально прославился в 1918 году на посту начальника Сарапульской ЧК на Урале, где он опробовал метод затопления заложников на баржах и лично по ночам пьяный являлся для расстрелов в чекистскую тюрьму. Ворожцова даже собственная советская власть затем сняла с должности и на время даже арестовала, не за зверства против «контры» разумеется, а за полную утрату дисциплины и дикое пьянство. Но затем его отправили руководить ЧК в пермском пригороде Мотовилихе, где Ворожцов опять разгулялся в полную силу. Когда в декабре 1918 года на Урал прорвались белые, все уездные чекисты из городков сбежались в Пермь, здесь в боях за город мрачный матрос, уголовник и чекист был убит белыми. В Николаеве один из руководителей ЧК Гурьев тоже из матросов-уголовников, он похвалялся тем, что загубил 3 тысячи человек, и брал на себя обязательство довести счет жертв до 5 тысяч, после чего обещал остановиться и заняться более мирным строительством социализма.
Поначалу с 1917 года в ряды ЧК проникло достаточно явных уголовников и садистов. В первые послеоктябрьские месяцы советская власть в упоении победы именовала криминальный элемент жертвами царизма, после двух больших амнистий опустели каторги и централы, а по улицам российских городов почти до конца 1918 года бродили «освобожденные революцией» граждане прямо в каторжных клифтах, некоторые с бубновыми тузами (знак рецидивиста на каторге) на спине. Именно из этих рядов в чекисты, например, попал в 1918 году такой «социально близкий» персонаж, как Александр Фортунатов, известный полиции Российской империи под кличкой Сашка Семинарист. В начале ХХ века это один из самых печально известных маньяков и убийц в империи, дореволюционный аналог советского Чикатило, безмотивно убивавший и терзавший своих жертв. После долгой охоты сыскная полиция Семинариста изловила, он был приговорен к смертной казни, но в 1913 году в связи с амнистией к 300-летию дома Романовых казнь Фортунатову заменили каторгой, с которой его и отпустила еще первая послефевральская амнистия Временного правительства. Этот человек подвизался в ЧК, где дал волю своей садистской душе, пока в 1920 году уже сами чекисты не арестовали и расстреляли своего неадекватного соратника за совсем уж необоснованные зверства. История маньяка и чекиста Фортунатова была подробно изложена в эмигрантских мемуарах бывшего начальника сыскной полиции Москвы Аркадия Кошко, в свое время арестовывавшего Сашку Семинариста, когда Кошко в эмиграции возглавлял собственное детективное агентство в Париже.