– Ты хочешь послушать, как Делия собирается пойти потрахаться со своим парнем?
Делия бросила пару трусов мне на голову. Боже, как неприлично.
– Анна, прошу тебя. Сейчас действительно неподходящее время для шуток.
– Да, у меня тоже.
Я протянула телефон Делии и после краткого обмена приветствиями поняла по звукам, что мама в спальне, и услышала ее тяжелый вздох. На заднем плане пыхтел очиститель воздуха, а Бёрч все повторял и повторял «дыщ, дыщ, дыщ». Наверное, копается в шкатулке с драгоценностями или сбрасывает с полок книги.
– Ну ладно, – сказал мама. – Начну с того, что мне бы не хотелось, чтоб вы паниковали. Мои слова могут прозвучать как плохие новости, но в итоге все будет хорошо. Около месяца назад мне делали маммограмму, и врачи разглядели там что-то нехорошее. По идее, мне тоже стоило тогда забеспокоиться, но у меня на тот момент были другие поводы для переживаний.
Сестра посмотрела на меня. Я не сводила глаз с телефона. А мама продолжала:
– Я действительно совершенно не придала этому значения, ведь я же кормлю грудью, а узелки у меня были и раньше, но врачи настояли на биопсии.
Пока мы слушали, я наблюдала за сестрой. Она стояла, обхватив себя руками, и медленно раскачивалась взад-вперед.
– И это рак. Приходится вот так вот прямо говорить, а по-другому и не скажешь. Но его поймали на ранней стадии, и он вполне поддается лечению. Пока неизвестно, как действовать дальше, пока не удалят то, что обнаружили. Но меня заверили, что мы застали раннюю стадию, и что лечение… – Голос у нее дрогнул. – Лечение сработает. На следующей неделе у меня будет операция, а потом химия, и к концу лета все уже окажется позади.
После слова «рак» я словно бы перестала слышать. Где-то в затылке у меня нарастало глухое гудение, как когда радио собьется с волны, а язык распух и прилип к нёбу.
– О боже, – сказала я. – Я хочу вернуться. Я могу помочь с Бёрчем.
– Анна, – произнесла мать. Еще одна долгая пауза, еще один тяжелый вздох.
– И каков прогноз? – спросила сестра. – Долгосрочный прогноз?
– В долгосрочной перспективе все должно быть хорошо. Генетической предрасположенности у меня нет. Непонятно, откуда он вообще взялся, и я, – теперь она начала плакать по-настоящему, – я буду в полном порядке, когда врачи этим займутся. Когда они уберут из меня это. Тяжело сознавать, что