превратить меня в печальное повествование, в некое прискорбное воспоминание для всех родных и близких, и им больше не придется постоянно иметь дело со мной как с живым организмом, к тому же содержащим общую с ними ДНК?
– А вдруг таксист оказался бы серийным убийцей? – продекламировала я. – А вдруг террористы угнали бы самолет? Хватит: я так или иначе добралась. Всё в порядке. Мне вот интересно, когда она вообще заметила, что меня нет.
– Ты вот тут шуточки шутишь, а между прочим, случаются вещи и пострашнее. Слыхала, на прошлой неделе в парке Гриффит нашли отрубленную голову? Я там бегаю по утрам, то есть раньше бегала. Что касается твоего второго замечания, она заметила довольно скоро. – Сестра сделала глоток травяного коктейля. – Уже через пару часов Линетт позвонили из банка насчет подозрительного списания средств со счета.
Линетт позвонили из банка. Еще бы. Пока моя мама не решила заделаться лесбиянкой, я считала, что все лесбиянки – такие милые, простецкие, но с перчиком тетки, типа: «А давай-ка мы тебя сначала подпридушим тонной нашей настоящей женской любви, а потом вместе пойдем бороться за справедливость». Но Линетт была совсем-совсем не такой. Она была тощая, очень умная и прижимистая. Возможно, она и по ночам не расстается со своим мобильником, чтобы, упаси боже, не пропустить вот такого экстренного уведомления из банка.
– То есть их встревожила именно пропажа денег, – заметила я.
– Я ничего подобного не говорила. Просто объяснила, откуда они узнали. У тебя что, депрессия или типа того?
В ответ я не сказала ни да, ни нет. Как-то я об этом не задумывалась.
– Я в этой истории не принимаю ничьей стороны. Совершенно очевидно, что Кора выжила из ума, и мне очень жаль, что у тебя такая сумасшедшая жизнь, но нельзя воровать чужие кредитки. Просто нельзя. Понимаешь?
Она провела пальцем по внутренней стороне стакана, собирая остатки зеленой слизи, а я снова открыла дверцу холодильника, чтобы проверить, не материализовалось ли там каким-то чудом что-нибудь мучное и сладкое. Увы.
Но это не было настоящим воровством. Не было.
Однако была одна вещь, о которой я не сказала сестре и не собиралась говорить маме с папой, да и вообще никому, потому что такие штуки неизменно портят настроение, когда ты вроде бы только начал оттягиваться по полной. Купив себе билет на самолет, я сразу же представила, как на борту попробую заказать вина, или же небрежно поинтересуюсь, могут ли меня пересадить в первый класс, или хотя бы потрачусь на дополнительные платные закуски. Путешествие с родителями всегда означало унылые сухофрукты и липнущий к зубам попкорн из пластикового пакетика. А я закажу, например, «Принглз»! Я собиралась вознаградить себя за успешный прорыв сквозь кордоны службы безопасности, но вся дикость заключалась в том, что, стоило мне предъявить паспорт (с одиноким штампиком в память о жутких выходных на Багамах, когда мы с Линетт должны были «получше узнать друг друга»), как меня тут же спокойно пропустили, будто пятнадцатилетние путешественницы без сопровождающих попадаются сплошь и рядом. Может, так оно и есть, но для меня-то это было впервые. Они даже не заметили маленький газовый баллончик, приделанный к связке ключей. К тому времени, как я оказалась в самолете, я чувствовала себя еще более незаметной, чем дома, и принялась уныло хрустеть грошовым арахисом, словно других вариантов не было вовсе. Я превратилась в одушевленный эквивалент одного из тех воздушных шариков, которые мы отпускали в небо, привязав к ним бумажку с нашими именами и адресами в надежде, что кто-нибудь нам напишет. Только вот никто нам так ни разу и не написал.