Вот если бы в ту нору, куда Алиса упала, перед тем упала ВДНХ. Так примерно, да? И еще что-то. Типа вон тех огненных пирамид или громадных буев… Что это за странные терракотовые конусы в конце набережной, за оградой?
Подошли. Кладбище. Пирамидальные надгробья от земли до неба. Запрокинули головы, читаем эпитафии. Целая глава, готическим, старонемецким. Нет, датчане. Здесь покоится дитя моря – последняя строчка. 1675 год. И ниже – череп и кости. Да-да, говорит из-за спины старик, тот, с сигарой, да-да, это пиратское кладбище. А тут, ведет нас между могил, англичане лежат, а здесь швед, хороший камень, дорогой…
Каждое утро этот старик открывает ворота и на закате их запирает. Вход бесплатный. Посетителей нет. Целыми днями год за годом он бродит от гробницы к гробнице, протрет камень, перечитает надпись, посидит рядом, выйдет на берег, пересчитает волны, вернется, глянет на солнце, пора обедать. Вроде в море их хоронили, пиратов, да? А тут такие мавзолеи величественные. Даже у Тамерлана поскромнее, я видел, в Самарканде. И где – на краю земли, на пустыннейшем из берегов. Датчане. Времена Шекспира. Доест, раскурит сигару, смотрит, как рыбаки на щепках с домотканым парусом возвращаются из небытия.
Сворачиваем в переулок. Бескрайний баньян растет, под ним муравей сидит, книгу читает. Близорукий, в больших очках, почти носом водит по ней. Утром шли – в той же позе сидел. У колонки девушки набирают воду, в очередь, во рту щетки зубные. Пифия местная, идет-поет, на голове корзина, из нее рыбий хвост свесился. Нищий квартал, – рис на костре готовят, огромный чан, на всю округу, пересыпают его из одного в другой, паром всех заволакивает: там рука, здесь голова, не от этих рук, развеялась пелена – под тобой дети сидят, как под елкой. Океан за хижиной, как чернец, – бос и черен, колуном машет, улыбку прячет.
Брошенка – какое слово щемящее! Так и осталось неясным, что там случилось в джунглях, – обычно, слоны детей не бросают. Егеря подобрали его в лесу, двухмесячного. Я почему-то так и вижу его – сидит на поляне (именно сидит, с разведенными ногами и опущенной головой) и трогает своим тоненьким, еще непослушным хоботом одуванчик у ног.
Поселили его в деревне, в простенке, напротив хижины погонщика, живущего на краю леса у входа в заповедник.