Арина поерзала, высвобождаясь, и
Федор почти отпустил ее, продолжая двумя пальцами слегка
придерживать за брючный ремень. Она старалась не касаться его тела
(напрасный труд), чувствуя, что краснеет.
– Вы вроде бы ушли отдыхать.
– Мне стало холодно и одиноко, я
поворочался немного и решил пойти прогуляться.
– Очень подходящее место для
вечернего моциона.
– Да нет, не слишком, а вот компания
замечательная. Мне уже полегчало. Правда-правда.
Уткнулся лицом в апельсиновую
макушку.
– Какой вкусный запах! Так бы и
съел. Всю. Целиком. Почему девушка дрожит? Ей тоже приятно. А если
я сделаю так?
Притянул Арину к себе, одна рука
кольцом сомкнулась на талии, другая легла на грудь, губы
прокладывали огненную дорожку вдоль напряженной шеи.
– Я закричу.
– Неверный ход.
Продолжая ласкать, оторвал Арину от
пола.
– Какая легкая!
И понес.
Она затрепыхалась в его
объятиях.
– Нет, не надо, нет, ради бога!
Федор!!!
Один тапочек слетел в холле, другой,
судя по всему, потерялся еще на кухне. Арина размахивала руками и
выгибалась. Разбойничьи властные губы коснулись ушка.
– Арина, милая, я бы с удовольствием
уволок вас прямо в спальню. С громадным удовольствием, ей-богу. Но
не против вашего желания. Угомонитесь, малышка, тем более не стоит
плакать, я не насильник. Просто собрался показать вам кое-что
особенное. Все, не целую, не трогаю, все, несу себе и несу, а для
успокоения воображаю, что вы ковер.
Арина, перенервничав, не могла
успокоиться, ее колотило от испуга. Федор опустился с размаха на
услужливо подвернувшийся диванчик. Тот жалобно запищал под
тяжестью.
– Блин, буржуйская мебель. Ни сесть
порядочному мужику спокойно, ни встать.
– Нас двое.
– Номинально. Вы не считаетесь.
– Совсем?
– Абсолютно. Так, шутки в сторону.
Рина, какого черта? Зачем рыдать? Что такое ужасное произошло? Я
требую объяснений.
– По какому праву?
– Ну ради бога! Поговорим как
взрослые люди. Я тороплю события? Вы воспринимаете это как
неуважение? Я насквозь мокрый от ваших слез, провалиться мне на
этом месте! Лорелея, я успел забыть, что за порядочными девушками
полагается ухаживать. Простите старого грубияна. Постараюсь не
набрасываться. Успокаиваемся, не трясемся словно в лихорадке,
вытираем глазки.
Она продолжала всхлипывать, но уже
не так усердно.
Его руки совсем иначе, не жадно, не
страстно, не пугающе легли на хрупкие плечи.