– …
– Ау?
По вопросу стало ясно, что последние
слова Федора Арина пропустила. И чего он распинался?
– Вы говорите ЕЕ идея? Не может
быть! Стиль совершенно мужской.
– Не силен в искусствоведении. Но
знаю точно, кто это сделал. Видел своими глазами.
– Вы знакомы с художницей?
– Она моя дочь. Единственное, что
уцелело в моей сожженной жизни. И действительно жутко
талантлива.
– Она же совсем молоденькая? А здесь
рука зрелого мастера.
– Ей двадцать один год.
– Правда ваша дочь?
– Я же предупреждал, что староват.
Она сейчас живет и работает в Анапе. Я снял им домик на пару
лет.
– Им?
– Это портрет ее бойфренда, очень
смазливый мальчик, но не глуп.
Потрясающий воображение красавец не
отреагировал. Ему было все равно. И правда, какое дело бессмертным
богам до человеческого лепета?
– Ну а теперь спать!
– Я не смогу уснуть.
Тихо пожаловалась потрясенная
девушка.
– А я знал, что вашу тонкую и
прекрасную душу это проймет! Что вас растревожит шедевр, что вы
начнете думать и мечтать, и лишитесь сна. Такова моя страшная
месть. Не мне одному мучиться, ворочаясь с боку на бок.
Он шутил, но взгляд оставался
серьезным.
– Так-таки не ко мне?
– Нет!
– Точно?
– Да!
– На самом деле?
– Да!!!
– И незачем так орать. Я и в первый
раз все прекрасно слышал.
Арина вздохнула. Федор
улыбнулся.
– Вот где истинная жестокость. Вы
случайно не родственница знаменитого маркиза?
– В отличие от вас, нет!
– Спасибо. А где вы собираетесь
спать, куда нести?
– Вниз, на кухню.
– Странный выбор, но я существо
послушное.
Он прислонился к стене, крепче
прижимая к себе девушку. Одна рука поддерживала Арину, другая
скользнула под майку, легла на спину. Федор чуть потянулся,
поцеловал впадинку между ключицами. Язык обследовал углубление,
затем прошелся – горячий и острый, по выпирающим из-под тонкой кожи
косточкам.
– Как у птички.
Арина, упираясь ему в грудь,
покачала головой, не расслышав конкретно, против чего протестует.
Мордашка горела, сердце билось неистово и неровно.
Федор медленно, откровенно
наслаждаясь моментом, погладил щекой и подбородком левую грудь
Арины. Повторил то же самое с правой, отстранился на миг.
Напряженные соски натянули ткань, обозначились двумя острыми
возвышениями.
Родионова всегда стеснялась
маленькой груди, на той полочке в старом шкафу, где полагалось
держать нижнее белье, между десятком трусиков и парой маечек, лежал
лишь один бюстгальтер, так, на всякий случай, например, для похода
в поликлинику. Алена грубовато называла ее грудь неразвитой,
сотрудники на работе (Арина слышала случайно) говорили, что она
плоская, сушеная и какая-то еще.