– Боже мой. Как все просто. А
получится замечательно. Ну, молодцы! Ну, спасибо!
Лечащую унесло из палаты вихрем. Она
была из породы людей деятельных, но нуждающихся в руководстве.
Претворять в жизнь чужие идеи умела энергично, а своих не водилось.
Ну и что с того?
– Мнится мне, дорогая, что я угадала
причину твоей черной меланхолии. Мы как-никак целый месяц вместе
спеваемся.
– Спиваемся?
– Хороший каламбур. Целый месяц
рядышком лежим. Я мелю языком, мелю, а ты и рада. Стала я к тебе
присматриваться и поняла, что дело швах. Ты нехорошо молчишь, черно
на душе. Кричишь по ночам, плачешь.
– Кошмары снятся.
– Это-то понятно. На Майлсон
потянуло. Расскажешь, в чем дело? Женат, да? Обманул и пропал?
– Если бы, Георгина Пантелеймоновна…
Если бы так…
– И не приходит к тебе никто.
Дверь распахнулась в совершенно
голливудской манере именно после этих слов.
Через порог переступил
монументально-величественный Виктор Иванович в белой накидке,
нелепо смотрящейся поверх дорогого нетурецкого пиджака.
– Привет, деточка.
Он присел на стульчик у кровати.
Поставил на пол громадный пакет.
– Фруктиков тебе завез. Мы звоним
сюда, интересуемся. Все тебе привет передают. Там записка есть.
– Здравствуйте, Виктор Иванович.
– Плохо выглядишь, скелет, а не
человек. Не ешь ничего, наверное.
– Ем.
– Вы правы. Ничего не ест. Нет
аппетита, говорит.
Георгина Пантелеймоновна кокетливо и
ласково добавила:
– Может хоть такого
представительного серьезного человека, как вы, послушает.
Виктор Иванович подкрутил бы ус,
если бы он у него имелся. Вид у него сделался молодецкий.
– Повезло тебе с соседкой, Арина.
Волнуется о тебе. А я ведь спасибо заехал сказать.
– За что?
– За совет о тех партнерах, помнишь?
Я не стал с ними в одно дело идти. И это спасло мне неплохие
деньги. Они всех обули и исчезли. Ну, может, кому и попадутся,
так-то не моя головная боль.
– Я ни при чем.
– Поправляйся. Пойдешь ко мне
работать. Головой, не ручками. Ты мне подходишь, деточка. Только
ешь, что ли. А то ветром унесет.
– Спасибо, Виктор Иванович.
Обязательно.
– Я поеду. Куча дел, сама знаешь. А
ты давай, выздоравливай. До свидания.
Георгина Пантелеймоновна
вскинулась.
– Вот это мужчина! Пиджак – долларов
двести, не меньше. Твой шеф?
– Я работала у его жены. А ему
иногда по мелочам помогала.
– К себе зовет. Согласишься?