Кто-то из разбойников, схватив за плечо, подтолкнул вперёд: – ну, что застрял?
– Так я же ничего не вижу: ни куда идти, ни в какую сторону, – попробовал отбрить Александр.
– Поговори у меня ещё, – голос звучит молодо, не иначе из ранних.
Он зашагал по направлению, в какую его подтолкнули и вскоре они оказались у какого-то здания, поскольку тот же человек дёрнул, заставив остановиться: – куда разбежался?
– Так сами толкаете: иди, пошёл, тут же остановись, – решил разжалобить супостатов Апраксин.
– Говорят иди, надо идти, скажут: стоять, значит, стой и не шевелись, – нравоучительно проворчал тот же голос. Другой по всей видимости открывал дверь. Наконец его ввели в какое-то помещение с невысоким потолком, Александр макушкой доставал до потолка. Кто-то, взявшись за концы повязки, наконец развязал её и снял.
В помещении с маленьким окошком царил полумрак. Солнечный свет едва пробивался сквозь некую плёнку, коим затянули оконный проём. Прямо перед ним высился стол, грубо сколоченный из не струганных досок, на пне, приспособленном вместо стула, сидел крупный мужик с всклокоченной бородой, рядом с двух сторон парубки, как он и предполагал.
– Ну, барин, куда собрался?
– А не всё ли равно тебе?
– Да мне-то всё одно, а тебе отвечать доведётся.
– А кто ты такой, чтобы перед тобой ответ-то держать?
– Я, говоришь, кто такой? Объясни ему, кто я такой, – предложил он парубку, что был рядом.
Апраксин хоть и не ожидал этого, но удар, нанесённый в район солнечного сплетения, всё-таки выдержал.
– Неплохо, неплохо, – главарь разбойников недовольным остался нанесённым Александру ударом, но и виду не подал. – Денёк другой посидишь в темнице, одумаешься. Закиньте в землянку, что давеча освободился, – приказал главарь своим приближённым.
Закуток куда его спровадили небольших размеров, без единого окошка, и не разберёшь сразу: день на улице или ночь наступила. На пол брошен лапник еловый, только давний: прелостью несёт.
Скинув армяк, что подал ему сопровождавший парнишка, Александр прилёг и призадумался. Сбежать за здорово живёшь от этих нелюдей едва ли удастся, а вот подговорить вполне возможно. Через какое-то время его сморил сон. Снился всякий бред: то он откуда-то бежал, его догоняли, то Зиневич явился во сне, о котором он уже успел давно позабыть и что-то твердил ему, убеждал в чём-то.