Слышу незнакомые шаги в коридоре. Потом шум льющейся воды из душа. Кто-то полоскался с утра.
Я встал. Умываться пришлось на кухне. Чайник поставил на газовую плиту и вернулся в комнату.
В ванной тропическим ливнем продолжал поливать душ.
Пора плиту выключить – вода должна уже закипеть. Выхожу из комнаты и чуть не получаю в лоб открывающейся дверью из ванной комнаты. Реакция хорошая, а потому успеваю увернуться и вижу выходящую женщину.
На ней розоватого оттенка комбинация. Раньше был такой вид женского нижнего белья. На голове накручено полотенце в виде чалмы. Другое полотенце в руке. От неожиданности она ахнула, прикрыла грудь полотенцем и пыталась скрыться за дверью. Но глянув на меня, округлив свои очаровательные глазки, с удивлением спросила:
– Это всё же ты? Это ведь ты вчера играл на гитаре во дворе? Извини, я чуть не пришибла тебя!
– Почему «всё же»? – успело мелькнуть в голове.
Передо мной стояла та грациозная девушка. Та симпатюля, которая сверлила меня вчера глазами пока я играл на гитаре во дворе. Та красавица, с мыслями о которой я заснул минувшей ночью. Сомнений не было – это была она.
Испуг с её милого личика исчез, и она так же, как вчера, склонив прелестную головку немного на бок, мило заулыбалась.
– А ты кто? – озорно спросила она, – наверное, внук Анны Фёдоровны?
Она стояла передо мной почти нагишом, с прикрытой полотенцем грудью, и я никак не ожидал, что она начнёт диалог, да ещё с озорными интонациями в голосе.
– Я… я… играл вчера. Да, внук, – смущённо ответил я, и опять не мог оторвать взгляда от её глаз. Это были тёмно-карие глаза, почти чёрные.
Она вдруг спохватилась, что стоит в неглиже перед незнакомым парнем, да ещё и пытается завести разговор, опять ойкнула и быстренько проскочила мимо меня, удалилась к себе в комнату.
Я украдкой глянул ей вслед, боясь, что она обернётся. И всё же был пойман, как воришка. Незнакомка успела перехватить мой взгляд – она неожиданно обернулась, перед тем, как скрыться за дверью.
Я налил чай и ушёл в комнату, но аппетит пропал. В мозгу никак не укладывалось, что эта девушка, должно быть, наша соседка. Бабушка назвала её Танюшкой. Как у Пушкина. В восьмом классе нам по школьной программе преподавали «Евгения Онегина»!
Но что за наваждение? Почему мне так тревожно и грустно вдруг стало на душе? Разгоралось желание опять увидеть её. Опять смотреть ей в глазки и любоваться очаровательной улыбкой. А сердце уже колотилось, как швейная машинка. Такого со мной ещё никогда не бывало!