Сейчас он не похож на себя. Не похож на наглого, самовлюблённого, самодовольного, эгоистичного засранца, кем он является в реальной жизни. Сейчас же… он выглядит израненным. Но я тороплюсь напомнить себе, что он не заслуживает жалости: сам напился, сам будет страдать. А потому ослабляю покуда возможно хватку его рук и отползаю назад. Но всё же придерживаю и опускаю его голову аккуратно на пол. Боюсь, что новый удар окончательно разбудит его, а общаться с ним это последнее, что я собираюсь делать.
Заношу покупки и выключаю свет в коридоре. Плакали мои планы… и сон. Ни за что не смогу уснуть, зная, что Хмурских находится со мной в одной квартире!
Включаю негромко телевизор, ем подтаявшее мороженое и пишу Лере: “Дело сделано.”
“Спасибо! Я твоя должница!”
Я ничего не отвечаю. Именно этим я сейчас и занимаюсь – отдаю ей все долги разом. Не будь Андрей отцом Лерки, в аналогичной ситуации остался бы спать на коврике в подъезде. Хотя… не будь он её отцом, никогда бы не оказался под дверью моего, пусть и временного, жилища.
В конце фильма, который толком и не смотрела, ведь мой мозг усиленно размышлял, как меня угораздило подружиться с дочерью единственного человека, которого я бы хотела стереть с лица земли, я выхожу в тёмный коридор и прислушиваюсь к тихому сопению. Не хотелось бы, чтобы Андрей двинул кони на полу квартиры собственной дочери и при мне, несмотря на все мои мечты на протяжении этого года с небольшим.
Мужчина лежит, сжавшись в клубок, и я вздыхаю, крепко зажмуриваясь на мгновение. А потом иду в спальню хозяйки, резко срываю с кровати плед, подхватываю подушку и возвращаюсь в коридор.
Накинув плед сверху на пьяное тело Андрея, я тихо опускаюсь на колени, чтобы подсунуть под голову подушку. Легко желать смерти тому, с кем рассчитываешь никогда больше не встречаться. Но совсем другое – желать её тому, кто находится рядом и в какой-то степени зависит от тебя. А сейчас Хмурских беспомощен, словно ребёнок, и я не хочу быть ответственной за сохранность его жизни и здоровья.
С трудом отрываю от пола каменную башку этого бесчувственного чурбана, подпихиваю свободной рукой край подушки и решаю, что этого достаточно, чтобы успокоить свою совесть. Опускаю голову на подушку и вытягиваю руку, скользя пальцами по коротким растрёпанным волосам. Хмурских тяжело вздыхает, поворачивается на бок и хватает меня за руку.