Но они помогали Исидоро вершить суд над крестьянами, собирать налоги. Сметливый и хитрый, он мог обвинить любого крестьянина в округе. Он штрафовал и шантажировал несговорчивых, отнимал деньги у слабых. Одно имя Исидоро наводило ужас на бесправных крестьян. Его боялись больше, чем головорезов из национальной гвардии: солдаты далеко, а этот всегда рядом.
Во время партизанской войны, которую патриоты сандинисты вели против диктатуры Сомосы, мировым судьям крепко досталось. Исидоро не удалось скрыться, вскоре после революции его поймали. Двое молодых ребят сандинистов привезли его в деревню, собрали на площади людей: «Компаньерос! Этот человек виновен в гибели ваших родных, он грабил и унижал. Он забирал у вас последний маис, и ваши дети умирали от голода. Этот человек выдавал партизан и их помощников. Но двое сыновей этого негодяя – наши товарищи. Один из них убит в боях с контрас, другой защищает нашу революцию на границе с Гондурасом. Судьба Исидоро в ваших руках!»
Волосы до сих пор шевелятся на голове дона Исидоро – при одном воспоминании о том дне. Волоча негнущуюся ногу, он ползал по площади, умолял о пощаде. И видел, как брезгливо крестьяне отворачивались от него, провонявшего мочой, готового в эти минуты целовать подхвостье у быков. Он так и остался лежать на площади – не прощенный, презираемый.
Но живой.
Живой!
Крестьяне разошлись, плюясь и чертыхаясь. Женщины прикрывали детям глаза: они не должны видеть позора и унижения взрослого мужчины, кем бы он ни был. Никогда не забудет Исидоро и слов проклятого Альвареса. Это он, отец Вероники, тогда сказал: «Мьерда[8]! Кровью детей своих прикрылся».
Исидоро прищурился и пьяными глазами разглядывал сидящую перед ним дочь Альвареса. Нет, он человек не мстительный. Но как все хорошо повернулось – дочь Альвареса у него в руках. Теперь он ее хозяин. Он и мечтать не мог, что налет Кадавэра на деревню так для него счастливо обернется. Конечно, в этом есть и его личная заслуга. Кто, как не он, сообщил Кадавэру о крестьянском кооперативе, о том, что крестьяне купили скот и трактор.
– Бери еще, – Исидоро придвинул противень к Веронике. – Теперь здесь все твое. И, конечно, – мое. Так сказал твой отец.
Все это время Вероника настороженно наблюдала за Исидоро, встрепенулась:
– Отец? Вы сказали – отец?