Лиловая капля сорвалась с широкого бананового листа и чиркнула по щеке. Тело отдавало мокрой одежде тепло, и зубы стали выбивать ломкую, быструю мелодию.
Тропинка к маминой могиле вилась сначала среди банановых деревьев и втягивалась в маисовое поле. Вероника помнит утро, когда, проснувшись, она бежала по влажной тропе. Бежала легко, не чувствуя усталости, и верила, ничуть не сомневаясь, верила, что сегодня в поле встретит маму. Мама пойдет доить коров. Молчаливый брат Сесар пойдет с ней. А когда начнется уборка кофе, вся семья с корзинами пойдет на тенистые склоны гор. В гуще кофейных плантаций Вероника будет рвать красные ягоды кофе от восхода до заката. И никто – ни Сесар, ни отец – не сможет собрать больше ее. Больше всех соберет только один человек – мама.
Вероника прислонилась мокрой спиной к тонкой пальме. Капли, упавшие на лицо, имели свой запах. Чуткие ноздри уловили сладковатый дух манго, красной дорожной пыли и едкость бензина. Раздвинув листья, она увидела, как на дороге показался тощий вол с отпиленными рогами. Вол тащил фуру, нагруженную узлами и крестьянским скарбом. На узлах сидели и полулежали дети. Рядом с фурой шел крестьянин. Он погонял вола, щелкая языком, и кутался в дырявый клетчатый плед. Следом шла женщина. Она придерживала узлы на повозке. За фурой семенил ослик, запряженный в двуколку.
Вероника с облегчением покинула свое убежище. Крестьянина и его жену она узнала без труда. А старики на двуколке были известны всей округе: еще недавно у них было столько детей, внуков и правнуков, что ими вполне можно было заселить целую деревню.
Одни погибли, других разбросала война.
– Надо ехать. Надо спешить, – откашлявшись, сказал крестьянин. Он лишь мельком посмотрел в сторону Вероники и повторил: «Надо спешить…»
Девушку, стоявшую сейчас на дороге, он узнал сразу. Но не дал памяти зацепить себя за живое. Да, она пропала из деревни месяца два назад во время предпоследнего налета контрас. Ее маленькую семью, кажется, угробили всю. Отец навеки успокоился под апельсиновым деревом. Земля сотрясалась от взрывов мин, а апельсины падали прямо ему на лицо. Дети дона Альвареса, Сесар и Вероника, после налета исчезли. Сгинули. Только пес Альвареса, скуля, еще долго бродил по деревне. Смешной пес – он еще припадал на лапу. Все это запомнилось, но легко, как утренний сон, уходило из памяти. «И нечего к этому кошмару возвращаться, – рассудил, увидев дочь дона Альвареса, крестьянин. – Впереди дорога, буду думать о ней».