– И что, вошел бы, не побоялся? – вызывающе мрачно спросил его этот Робинзон Лазорковой пустоши.
Беркут молча, с силой отстранил его и, чуть наклонившись, чтобы не зацепить головой ребристый свод, вошел внутрь пещеры, в которой, в хитром закутке, чтобы дым выходил не через вход, а через специальную щель-прорубь, чадил небольшой костер. Бегло осмотрев эту пещеру, капитан сразу же перешел в другую, более просторную, и с удивлением заметил еще один вход, только значительно меньший по размерам. Отшельник сам отвернул полог, которым он был завешан, и пещера сразу же тускло осветилась заревом вновь появившегося на горизонте заходящего солнца.
«А вот и покои монаха-отшельника!».
В пещере стоял низенький лежак, несколько пристроенных на камнях досок заменяли стол, а на стенке висели два немецких автомата, охотничье ружье с полным патронташем и бинокль. Кроме того, заглянув в полуразвалившийся ящик, капитан обнаружил там пять или шесть немецких гранат с длинными деревянными ручками.
– Я вижу, вы не очень-то полагаетесь на молитвы. Больше доверяете оружию.
– Мундир на тебе эсэсовский – это понятно, – хрипло ответил Отшельник (Громов решил так и называть его). – А вот кто ты на самом деле? Не Беркут ли? Капитан, или что-то в этом роде?
– Беркут. Точно. Откуда сведения, особенно о моем новом звании?
– Секрет имеется, – хрипло хохотнул Отшельник, садясь на лежак.
– А конкретнее?
– По челу гадаю, – не сдавался Отшельник.
– Ну-ну, гадай, гадай, монах-отшельник.
– Садись. Коль впустил тебя в пещеру, значит, бояться уже нечего. Хотел бы сбросить, сбросил бы у входа. Твоим парашютистам и в голову не пришло бы, что погиб от чьих-то рук. Сорвался – и все тут.
– Живешь скрытно. Парашютистам на глаза не показываешься, однако разговоры их подслушиваешь. Странно, Отшельник, странно…
– Пристыди меня, пристыди.
– Парашютисты обитают здесь вторую неделю. Однако о тебе не говорили ни слова. Почему? До сих пор не заметили присутствия постороннего человека? Это уже опасно.
– Посторонние они здесь. Немцев тоже они накличут. Вывел бы ты их отсюда, капитан. Встречать я тебя не встречал, но слышать приходилось. До сих пор ты партизанил в лесах, в пустошь нога твоя не ступала. А я к ней привык. Летовать здесь было неплохо.
– Прогоняешь? – холодно улыбнулся Беркут. – Негостеприимный ты человек. Ну да Бог тебя простит. «Летовал», говоришь, здесь. Но ведь зимовать вроде бы не собираешься?