Двадцать Восьмого мая состоялось
торжественное погребение в Петропавловском соборе Петропавловской
крепости Санкт-Петербурга.
На прощальной церемонии я не
удержался и изрёк фразу незабвенного Марио Пьюзо:
— Великими людьми не рождаются, они
вырастают великими!
Второе Июня по старому стилю (Четырнадцатое Июня) Тысяча
Восемьсот Шестьдесят Пятый год по Скалигеру. Петергоф.
Всё это время я не покидал принцессу
Дагмиру. Мы много бродили по парку, беседовали большей частью про
Николая, я поведал ей о его прожектах в государственном
переустройстве, хотя признался, что сам их не все разделяю.
Вместе стояли на мостике через
искусственный канал в Петергофе, наблюдали за снующими в воде
мальками, взявшись за руки, когда принцесса вдруг изрекла:
— Нашего сына мы обязательно назовём
Николаем! И он станет самым известным Императором России!
Я окаменел. Не столько от
невысказанного согласия на наш брак, как от пророчества Дагмиры о
судьбе последнего Императора России! Ах, если бы она знала, какой
мучительный конец ждёт "самого известного Русского Императора"!
Чтобы сгладить ситуацию, возникшую
после её практически полного признания в намерениях, я повернул
девушку к себе, заглянув в вдруг ставшие испуганными глаза, и
улыбнулся. Её испуг растрогал меня, она была в нём настолько
искренней и по-детски наивной, что у меня аж защемило сердце, а
душу переполнило такое неимоверное желание сотворить что-то хорошее
для девушки, что я не удержался, наклонил к ней голову с высоты
своего гигантского роста и нежно поцеловал в губы. Без всяких там,
французских заигрываний язычком, а обычным прикосновением губ в
губы, лишь склонив голову немного набок.
Я ожидал всего. Что она ответит мне
страстными объятиями или убежит в смятении, расплачется или,
наоборот, завизжит от счастья. Но последовавшая после поцелуя фраза
загнала меня в ступор:
— Ой! А я всё время думала, как же
это носы не мешают людям целоваться?
Неужели барышня совсем не
целованная?! От переизбытка чувств я снова наклонил к ней голову,
но в этот раз не ограничился простым прикосновением губ. Я страстно
обхватил её губы своими и стал втягивать, пытаясь их раскрыть. Мне
это удалось, тогда я проник между губами язычком, обведя каждую из
них нежно, а потом и вовсе проник им внутрь...
Обратно мы уже шли, обнявшись, как
влюблённая пара, самая счастливая на свете! Нам даже было невдомёк,
что надо было скрывать свои чувства, ведь после смерти моего брата
и её жениха прошло так мало времени! Однако накатившая на нас
любовь затмила нам глаза и разум. Я давно не был таким счастливым,
даже с учётом прошлой своей жизни. Во мне боролась юношеская плоть
реципиента и обогащённый жизненным опытом мозг повидавшего многое
ста... взрослого мужчины. А ведь совсем недавно не я ли
изрекал: