Переступает через меня, как через мусор, двигаясь к выходу. А я продолжаю лежать вниз животом на холодном полу. Не спеша восстанавливаю дыхание, не делая глубоких вдохов. Потому что кожа натягивается, причиняя нестерпимую боль.
На пороге появляется Вера.
— Ли! — Подбегает ко мне. — Ну что ж ты творишь, дуреха. Давай вставай. Отведу тебя в комнату.
Опираюсь о ее плечо. Выходим из кабинета, пошатываясь, спускаемся ко мне.
—Тебе не вырваться отсюда.
Кладет меня на мою кровать.
— Я обработаю твои раны.
Аккуратно снимает уже прилипшую майку.
— Твоя спина! Шрам на шраме. Смирись, Ли, — промачивает вату.
— Все равно буду пытаться, снова и снова пробовать. А потом я задушу его. Этим же ремнем.
— Ш-ш-ш. Тихо, услышат.
— Сестра, Вера права, тише будь. Твой язык — враг твой. Убедилась? — хмыкает Аннет, вдруг появившаяся на пороге комнаты. — Ну, я не по этому поводу тут. — Смотрит на свое запястье, на котором блестят золотые часы. — Уже за полночь. — Из-за спины выворачивает руку, на которой тарелка с куском торта и свеча. — С днем рождения.
— Пошла вон!
— Что?
— Пошла вон, плохо слышишь?
— Не шуми! — ставит праздничное угощение на прикроватную тумбочку. — Сделала его с любовью к тебе. Поправляйся, милая, тебя ждёт работа!— А хотя… есть лёгкий путь ко всему, — садится на краешек кровати. Промакивает ватку йодом. — Твоя губа, — тянется рукой. Вжимаюсь от этой заботы в подушку. — Не упрямься. Это лучше, чем зелёнка. Впитается до завтра, — устало выдыхает. Бросает вату в ведро. — Я очень переживаю за тебя, Ли, но раз ты сейчас не готова к адекватному диалогу, то пойду.
— Вера, закончишь с ней, возвращайся на кухню.
— Да, Аннет, я почти закончила.
Стук каблуков отдаляется и слышится уже по коридору.
— Ли, я заварю тебе чай, зелёный с мятой.
— Не надо, можешь идти, со мной все в порядке.
— Уверена?
— Да! — А сама смотрю на качающееся пламя свечи и воск, который стекает на кусок торта. — Как бы я хотела… нет, я желаю завтра открыть глаза и чтоб моя жизнь изменилась на триста шестьдесят градусов.
Задуваю огонёк, тоненькая струйка дыма поднимается вверх, растворяясь в воздухе. Со стоном переворачиваюсь на другой бок. Ищу на своей шее кулон, чтобы поцеловать родных на ночь, но не нащупываю его. Единственной памяти о моей семье тоже нет.
13. Глава 13. Марана