Но это, как говорится, головная боль самой милиции и прокуратуры, для пограничников же Гамзаев представлял интерес вот почему: они предполагали, что разорванная в одном месте паутина – не конец наркоторговли, что злодеи начнут искать новые контрабандные пути и вполне могут вернуться к стародавнему – носить терьяк и опий через границу, как делалось это многие годы, несмотря на все усилия тогдашних пограничников. Дом Гамзаева, считали пограничники, вполне пригоден для приюта контрабандистов.
В общем, как ни мозгуй, а выходит одно: посылать майора Есета Кулибекова в Джаланты просто необходимо. Значит, совет нужно держать не только с начальником политотдела, но и с начальником штаба. Полковник Соловьев позвал их обоих.
Подобное делал он редко, ибо не получалось никакого «мирного» обсуждения, когда сходились два противоположных и по темпераменту, и по взглядам на обучение и воспитание подчиненных офицера. Полковник Муравьев – политработник, что называется, от бога. Мягкий, всегда ровный, вдумчивый. Он считает, что главное воздействие на людей – слово. Доверительное и уважительное слово. В отличие от него полковник Степовой – типичный служака крутой закалки. Он не прочь и кулаком по столу ударить, и власть употребить, не особенно рассусоливая о душевном состоянии наказанного. Вот так, безапелляционно поступил он и с ефрейтором Воронцовым, отправив его на заставу.
«Сейчас схлестнутся», – подумал полковник Соловьев, определяя, с чего начать разговор. Решил так: пусть вначале «уточнят» свои позиции по Воронцову, а уж затем, более спокойно, можно будет поговорить о магазинной краже.
Так и поступил. Оторвав листок от настольной записной книжки, подал его Муравьеву. Попросил:
– Прочти вслух, Михаил Васильевич.
– Мы, Павел Петрович, я и Трофим Изосимович, в курсе.
– И какие ваши оценки?
– Обычно. Диаметрально противоположные, – ответил Муравьев. – Отправлен к тому же водитель без совета со мной.
– Во-первых, Михаил Васильевич, он прикомандирован на заставу временно, пока штатный водитель в госпитале, во-вторых, не прикажите ли штабу согласовывать с политотделом, когда и кому до ветру, простите, ходить? Считаю: водителя отозвать и – на гауптвахту! – хлопнул ладонью по столу Степовой и добавил строго: – Ефрейторские лычки спороть! В обязательном порядке спороть. В назидание другим. И потом, не забывайте, Михаил Васильевич, за командира оставался я.