– Ночью-то?
– А что, самый клев.
– Прокатил бы на лодке.
– Сейчас?!
Стеша задумалась на минутку, пожала круглыми плечами.
– Сейчас поздно уже, поди и днем время есть?
– Приходи. Я с удовольствием. Мотора мне, что ли, жалко.
– А кто знает? Может быть, и жалеешь для меня.
Колька понимал намеки Стеши и постепенно начинал сердиться. А так как он терпеть не мог каких-то там недомолвок и дипломатий, то вдруг и заговорил решительно:
– Ты, Стеша, ерундой не занимайся. Настя для меня как сестренка. Вас-то пятеро, сестер да братьев, а я один. И ты разную ерунду из головы выбрось. Нам теперь о другом надо думать, а не о ерунде какой-нибудь… Ты за меня-то пойдешь? – заключил Колька совершенно неожиданно для Стеши и тем более для себя.
Стеша в первое мгновение растерялась и испуганно смотрела на Кольку, потом опустила глаза и увидела его подвернутые сапоги, к которым прилипли рыбьи чешуйки, и теперь холодно поблескивали от луны.
– Тю-ю, спятил, что ли? – наконец сказала она, чувствуя, как краска заливает лицо, и часто мигая коротенькими ресничками. – Кто же так предложение делает?
– А я и делаю, кто же еще, – совершенно беспечно ответил Колька, поставил ведро на тротуар и решительно обнял притихшую Стешу. А луна мерцала и вздрагивала в ведре, на дне которого лежали золотистые караси.
V
Прошел еще месяц. На деревенских огородах поднялась зелень, вошла в силу и цвет. Воздух затуманился от этой зелени, обмяк и пьянящим дурманом плыл вечерами над селом.
После работы Колька помог матери выйти на улицу и усадил в кресло, которое специально смастерил для нее. Екатерина Павловна сильно щурилась от солнечного света и растерянно смотрела вокруг себя. Красота земли поражала ее до невозможности, и она всякий день долго привыкала к ней, тревожно перебирая длинными пальцами тесемки своей любимой цветастой кофты.
Колька суетился рядом, подкладывал щепочки под ножки шатающегося на неровностях земли кресла, поправляя подушку и мешая Екатерине Павловне сосредоточиться в себе.
– Да угомонись ты, – притворно сердилась она и смотрела на сына добрыми глубокими глазами. – Хорошо мне, ничего больше не надо.
– Пузатку хочешь? – спрашивал Колька мать, смеялся и бежал на огород, где долго выбирал самую большую морковку сорта «пузатая-ельцовская». Он тщательно обтирал ее от земли шелковистой ботвой, а потом еще и полой пиджака.