Настя сидела, вымазавшись в жёлтой краске, пытаясь нарисовать солнце пальцами. Кисточки она, кажется, не использовала из принципа. Всё вокруг неё было жёлтым, красным, голубым – всех цветов радуги.
Лёня кивнул и осторожно прошёл к последней парте.
Рисовали школьный двор. Створки окна были приоткрыты, через них пробивался удушающий запах черемухи – это было чуть ли не единственным, что Лёне нравилось в школе. Больше нигде черемуха не росла, и этот аромат можно было уловить только здесь.
Лёня подался вперед, чтобы лучше видеть школьный двор. Он не использовал карандаш для наброска, когда рисовал пейзажи, поэтому сразу положил первые мазки на бумагу. Он вглядывался в смурное школьное утро, стараясь разглядеть черемуховые ветви. Смутные тени домов перекрывали их, но он знал, видел тысячу раз: ветви тянутся к земле белыми гроздьями. Он рисовал их наугад. Рисовал, и впервые за долгое время чувствовал себя спокойно.
– Ты всё делаешь неправильно, – это Гена обернулся с передней парты. – Зачем ты рисуешь окно, если надо рисовать то, что за ним?
– Просто мне хочется нарисовать пейзаж, как через оконную раму, – объяснил Лёня.
– Это тупо.
– Нет, не тупо, – блаженно улыбаясь и легкомысленно размазывая краску, сказала Настя. – Лёня очень умный. У Лёни желтые пуговицы на рубашке. Я люблю жёлтый.
Она странно говорит, потому что у неё задержка в развитии. Лёня это от учителей услышал.
Гена хмыкнул и отвернулся.
Тимофей подошёл к Насте и принялся объяснять ей, как получить разные оттенки жёлтого. Лёне понравилось, как он с ней говорил. Многие учителя обращались с Настей, как с младенцем, другие вообще старались ее не замечать, а для Тимофея она, казалось, вообще ничем не отличалась от других. В общем-то, все в спецклассе были не такими, как «другие», но на уроке рисования это забывалось. Так было раньше, с Мартой, так получалось и теперь.
Потом Тимофей остановился над рисунком Лёни. Стоял и смотрел. А Лёня ждал. И почему-то нервничал.
– У него неправильно, да? – снова сунулся Гена.
– Всё правильно, – ответил Тимофей.
Лёня выдохнул.
– Твой рисунок – это правильно для тебя. У Лёни своё «правильно».
Лёня не знал, умеет ли рисовать на самом деле. Его рисунки никогда не выделяли, разве что Марта хвалила, но она из тех учителей, кто похвалит любого – лишь бы приободрить. Это хорошо, но это непонятно: как ему тогда узнать, способен ли он рисовать на самом деле? Но хорошо у него получалось или нет, одно было точно: ничего, кроме рисования, не приносило ему такой лёгкости, не пробуждало внимательности к окружающему миру.