– Казаки! – крикнул он в сторону дедов, бабусь и женщин с детьми, в толпе виднелись и надвинутые на самые брови потертые кепки и старые кубанки. – Помните ли вы меня, своего боевого атамана? А? Большевичкам не по вкусу пришлось! Ха-ха! Так позвольте же, господа терские казаки, атаману сказать вам отцовское слово. – Шкуро согнал с лица ухмылку. – Я, наделенный высоким доверием, громко зову всех вас, господа казаки, к оружию и объявляю всеобщий казацкий сполох на Кубани, Куме и Тереке! Вставайте под мое старое знамя «волчьей сотни» все, как встарь, от мала до велика, в ком кипит горячая казацкая кровь. Дружно отзовитесь на мой клич, и мы всем казацким станом докажем великому фюреру-освободителю и храброму немецкому воинству, что мы, казаки, верные друзья и в добрый час, и в лихую годину! А мне бы только с вами до Кавказа добраться. Там меня, старого волка, каждый пес помнит! Ха-ха! Как приеду на белом коне, сразу же весь Кавказ подниму против большевиков. Ну? Кто из вас первый решит записаться в наш казацкий кош на кулеш с салом и чарку доброй горилки?
– Я!
Из толпы вышел заросший ржавой щетиной здоровяк в грязном ватнике и забрызганных грязью кирзовых сапогах, взял за узду атаманского коня, словно верный джура, и застыл, настороженно помаргивая.
Шкуро тоже уставился на него, небоязливого и, видать, хорошо вышколенного, и вдруг с неподдельной радостью вскрикнул:
– Сотник Доманов! Ты?!
– Узнал, – тихо сказал человек в ватнике.
– Откуда ты взялся, волчище?
– Из камеры.
– Ну, слава Йсу, кончились твои адские муки!
Старый лицедей Шкуро, растроганно сопя и покрякивая, слез со своего тонконогого жеребца, обнялся с бывшим сотником, трижды расцеловавшись, смахнул широким рукавом слезу. Неутомимо стрекотал нацеленный на эту сцену киноаппарат. Обер-лейтенант в лоснящемся «хорьхе» поманил пальчиком к себе замызганного сотника, и «скупая мужская слеза» не помешала Шкуро мигом узреть этот указующий хозяйский перст.
– Иди, казак, иди, коли атаман кличет, – подтолкнул он Доманова в плечо к «хорьху».
Задуманная Дауровым товарищеская вечеринка с неограниченным набором напитков превратилась в пьяную оргию в честь узника и «мученика» Доманова. Да плевать на него! Какой из него узник? Просто проворовался в каком-то советском учреждении, где потел от страха под чужим именем… Ворюга несчастный!..