– Слушайте, вы что хотели этим сказать? Да, ловят, я это сам знаю, ну и что? Отказаться от полета? Струсить?
– Зачем? Здесь уже ничего не изменить.
– А там? Что там можно изменить?
– Подумайте…
– Подумать? – воскликнул он, снова приостановившись. – Над чем?
Ромашов не ожидал услышать от штабного писаря ничего подобного. Его намек был более чем прозрачен, но из каких побуждений он сделан? Какую цель преследует? Провоцирует?
– Знаешь что, писарь, – проговорил Ромашов с чувством внезапного озлобления, – ты это брось… Понял?.. Я не дурак, я прекрасно вижу к чему ты клонишь. Медальку на мне выдумал заработать? Не выйдет! Я отправляюсь на задание с твердой решимостью… Так шефу и доложи.
Он весь как-то побледнел, съежился, будто его охватил озноб, и уже до самого штаба не проронил ни слова. Затих и Павел. В голове мучительно роились сомнения. Правильно ли он поступил? Стоило ли так рисковать? Каковы могут быть последствия? Что если Ромашов не промолчит, донесет шефу? На всякий случай надо срочно готовить запасную позицию.
– Ладно, Сергей, – как бы примиряясь, сказал он, когда подошли к штабу, – зря не кипи… И нос не вешай. Ябедничать не стану, не из таких. Ты тоже придержи язычок за зубами. Мало ли что… Договорились? Как мужчина с мужчиной?
Ромашов решительно распахнул дверь и, на мгновенье оборотясь, как-то странно и скупо улыбнулся. Только и всего.
Вот уж и впрямь – чужая душа потемки. Вспоминать это древнейшее наречение прежде особой нужды у Павла не было. Его всю жизнь окружали люди, понятные с первого взгляда. Честные, открытые, искренние. Однокашники. Однополчане. Здесь же что ни человек, то загадка. Немец ли, русский – все равно. Таков и Ромашов. Как он поведет себя у шефа? Каким явится за линию фронта? Вопросы, на которые непросто ответить. А нужно было. Ох, как нужно!..
Павел отпер тяжелую, обитую стальным листом дверь своего «кабинета», проверил, не потревожены ли печати на сейфе, и уселся за стол. Раскладывать бумаги и что-либо делать пока не хотелось. Из головы не выходили подробности рискованной, состоявшейся экспромтом беседы. Что она ему дала? И что последует дальше? Явится ли гауптман переоформлять на Ромашова документы, или сюда примчится посыльный, чтобы пригласить писаря на ковер к фон Баркелю? Неужели тот все-таки наябедничал? Оговорил с головы до ног? От первого до последнего слова извратил смысл их беседы? Что ж, это могло быть. Даже вполне. Цель? А она ясна: опорочить нового писаря и нажить себе капиталец. Чем он докажет, что все было не так? Где у него свидетели? Следовательно, готовиться надо к худшему. Если вызовет шеф, попытаться перехватить инициативу. Во-первых, у Ромашова тоже нет свидетелей. Во-вторых, писарь высоко ценит доверие шефа и готов служить ему верой и правдой. Беседу с Ромашовым он завел с единственной целью: прощупать, чем парень дышит, можно ли его со спокойной душой отправлять в стан противника? Если учесть вспыльчивый характер Баркеля, его крайнюю подозрительностью, этот номер может пройти.