Марк поднял стеклянный стакан и посмотрел на водную гладь. Как он дожил да такого, вот так сидеть в баре и пить воду, вот уж прегрешение так прегрешение. Маньяки. Эх. Он откинулся на стуле. Скольких он поймал за эти семь лет? Пять, семь? Может, больше? Какой смысл вообще продолжать эту работу? Пить воду? Цепляться за каждый правильно прожитый вечер. Может, это его судьба – вот так свалить из родного города и напиться неизвестно где. Разве что надо отнести дело, пусть полежит в номере, пока он разбирается с собственной внутренней душевной драмой.
Тяжело поднявшись, он вышел наружу. Чёртов кабак настолько провонял сельским колоритом, что это даже витало в воздухе в виде запаха дальних коровьих какашек, смешанного с теплым ветром, идущим с равнин.
Остановившись, Марк сделал глубокий вдох. Когда-то он и сам жил в таком месте, родился среди бескрайних полей и пасущихся коров. И вот теперь он, кажется, понимал, что там, наверное, было лучше. Что он нашел в городе? Только серийных убийц, так мило разбазаривших его жизнь. Тяжело вздохнув, Марк пошёл к гостинице.
Внизу гостей не было и кроме храпа дремлющего портье ничто более не нарушало тишину этого дивного места. Марк улыбнулся, он специально снимал номер в дешевых гостиницах, так как в них он чувствовал себя уютно. Они напоминали ему его квартиру, тот же бардак и отсутствие чистоты.
Он тихо прошёл мимо портье, поднялся на свой этаж и, немного поковырявшись с замком, открыл дверь. С минуту он осматривал комнату, так как почувствовал, что что-то не так, словно лис, уловивший незнакомый запах. Затем он посмотрел на пол, где увидел небольшой листок. Подняв его, на обратной стороне Марк разглядел небольшую надпись: «Первая жертва не Лиза Марко, спроси отца». Марк оглядел комнату ещё раз, затем закрыл дверь и сел на стул.
Лиза Марко. Официально подтверждённая первая жертва «Чикагского Весельчака» или как его ещё окрестил ряд газет «Чикагского ублюдка». Марк потер затекшую шею. Что за бред? В чем смысл этой записки? Неужели он действительно пропустил кого-то? Или это подражатель решил выйти с ним на связь?
Андерсен едва не рассмеялся. Ему вдруг показалось, что подражатель, словно школьник, решивший поучить учителя жизни. Совершенно детский поступок. Впрочем, у маньяков нередко было детское восприятие некоторых вещей. Отбросив листок, он лёг на кровать.