— звенело с экрана.
Под последние звуки Хабанеры адапт оторвал Елену от пола и потащил за ширму.
***
— Да не скажу я никому! Не дергайся.
Жаркое безумие того, что произошло, постепенно отпускало. Тело Елены еще нежилось, адапт поглаживал ее по плечу, а разум потихоньку возвращался.
Елена нашла в себе силы отодвинуться.
— С чего ты взял, что я дергаюсь?
Адапт улыбнулся:
— Вот, с этого самого и взял. Злиться начала. — Удерживать Елену он не стал. Улегся на бок, подперев рукой голову. — Тяжело, небось? Столько лет без ласки?
Елена почувствовала, что краснеет. Потянулась к сенсору на стене, притушила свет. Оборвала льющийся из плазмы «триумфальный марш» Верди — бравурная, победная мелодия показалась издевательством.
— У меня есть моя работа. Она намного важнее… плотских удовольствий.
— Это вакцина ваша, что ли? Про которую бункерный все пел?
— В том числе. Из всех разработок вакцина — самая важная. Кстати, — вспомнила Елена, — когда увидишь Кирилла, передай, что мы с Вадимом Александровичем крайне недовольны! Человеку, считающему себя ученым, нужно поступать более осмотрительно. Подруги — подругами, но есть вещи, ради которых…
— О как, — нахмурившись, перебил адапт. — То есть бункерный, по-твоему, из-за Ларки свалил?
— Я была бы рада думать, что нет. Но пока все указывает на это. Письмо, которое он прислал — беспомощно расплывчатое, ничего из того, что мы бы уже не выяснили, Кирилл не сообщает. Два листа сплошной воды! Я понятия не имею, чем он у вас занят. Но впечатление, которое создается от его письма, — ерундой.
— А Ларке бункерный говорил, что и тот порошок, который из Нижнего приволокли, нормальный, — протянул адапт. — Вроде, допилить его маленько, и зашибись всё будет.
— Я слышала эту дичь.
— Это тебе Вадя сказал? Что оно дичь?
Елена рассердилась уже всерьез:
— Во-первых, Вадим Александрович! А во-вторых, у меня достаточный багаж знаний для того, чтобы делать собственные выводы.
— То есть, Вадя тебе на фиг не сдался? — Адапт заглянул Елене в глаза. — Ну, там, создаст он эту вакцину, все вокруг до потолка запрыгают, а Вадя на радостях с колес слезет и к тебе прибежит? На меня ты с голодухи кинулась — а там, поди, любовь до гроба?
— Не смей! — взорвалась Елена. — Что ты несешь?! — Лицо у нее горело.
— Угадал, стало быть.
Адапт легким движением поднялся. Застыл посреди комнаты, оглядываясь — нахально обнаженный, и не подумавший прикрыться. Шагнул к столику, налил в крошечную чашку воды.