– Отчего же?
– Тут и ишиас, и невроз сердца, и, по-моему, простите, некоторая обычная женская придурь… Но она будет терпеть: немецкое воспитание. Дисциплина превыше всего: Ordnung muß sein!32
Яковлев усмехнулся.
– Постараюсь с ней поладить, – сказал он и прикоснулся к козырьку своей фуражки. – Честь имею кланяться!
– Василий Васильевич! Погодите, – остановил его Кобылинский. – У вас возникнет другая забота. И, боюсь, трудно разрешимая.
– Что же?
– Алексей Николаевич.
– Цесаревич? И почему?
– Болен, и притом тяжело. Известная всем болезнь. Ему ведь только четырнадцать лет… Какой мальчишка в его возрасте сможет постоянно сидеть на месте? А идиоты из местной Совдепии постановили сломать ледяную горку во дворе. Пришли люди с красными повязками на рукавах, показали какой-то мандат, в котором ничего разобрать нельзя было, раскололи лед топорами…
– Зачем же? Для какой цели? – удивился Яковлев. – Действительно, идиоты…
– Вы полагаете, они дали мне отчет? – спросил полковник. – Знаю только, что так решил сам Голощёкин. Я ему телефонировал и спросил в телефон: «Зачем это надо?» Он ответил: «Чтобы Романовым заключение сахаром не казалось». Такие вот заботы у самого главного военного начальника на всем Урале! Более важных забот, видимо, у него нет. Сломали горку, ребенок от скуки вздумал съехать на санках в доме, по лестнице, со второго этажа. Ушибся сильно. Терпит, как может. Но сомневаюсь, что его можно взять в дорогу. Не выдержит он тряски.
– Этого еще не хватало! – вырвалось у комиссара.
Комиссара Яковлева охватило нехорошее предчувствие. Мелкий эпизод – дураки сломали горку, получили удовольствие, оттого что сделали пакость ребенку. А ребенок не может уехать оттуда, где опасность для него и сестер растет с каждым днем все больше.
– С ними ведь есть личный доктор? – спросил Яковлев.
– Да, лейб-медик – Боткин Евгений Сергеевич. И второй – доктор Деревенко, – сказал полковник.
– А Боткин… родственник Сергея Петровича? Того самого? – спросил Яковлев.
– Сын.
– Знаменитость… Надобно с ним поговорить.
Через полчаса он говорил с Боткиным.
– Пожалуйста, Евгений Сергеевич, расскажите о болезни Алексея Николаевича все, что можете. Точнее все, что я смогу понять, – попросил Яковлев.
Боткин снял пенсне, протер стекла мягкой замшевой тряпочкой, водрузил их на место и медленно, обдумывая каждое слово, заговорил.