Вроде бы пора уходить, но это еще не все – я должен проводить его. Это, как ритуал.
Первой появляется бригада саперов, чуть позже – пара усталых медиков на неотложке и наконец – полицейская опергруппа.
Суета бравых защитников общества собирает приличную толпу любопытных зевак. И так из раза в раз. Это неискоренимая извращенная тяга – жажда своими глазами увидеть трагедию, почувствовать близкое дыхание смерти, которая ищет не тебя – другого.
Противно.
Голоса людей в белом:
– Что с ним?
– Тяжелейший эмоциональный шок и, как следствие – правосторонняя гемиплегия1.
– Паралич? Такое возможно?
– Как видишь.
– Это что же его так напугало?
– А бес разберет… не бери в голову. Одно скажу, теперь он лежачий до конца дней.
Вот он.
Встречаю потерянный, ошеломленный взгляд своей жертвы. Сломленного, как-то разом постаревшего мужичка на каталке уже заталкивают в машину неотложки.
Что ж, человече, каждому по заслуге. Гнилой зуб вырывают без жалости, чтобы избежать большего вреда.
Вот я тебя и вырвал.
Задрав голову вверх, смотрю на сверкающую стеклом и светом пятнадцатиэтажку. Первый этаж – развлекательный комплекс, заполненный под завязку (немудрено: пятница, конец недели, слегка заполночь – самое время оттянуться), остальное – жилые этажи. Сколько же народу хотел погубить этот гаденыш, тысячи? И ведь все рассчитал, грамотно сделал, паскуда: двенадцать закладок взрывчатки в подвале у шести главных несущих опор.
Что печально – он не исключение, а ужасающая закономерность. Каждый день веду охоту на подобных выродков, этой войне не видно конца. Откуда такие берутся, гниль человеческая? Как тараканы, сколько борюсь с ними, меньше не становится. Этот, правда, слабенький оказался. Стоило приоткрыть краешек нашей действительности, показать упырю его будущее, как «благородный мститель» тут же скис, поплыл…
Все они так… Почти никто не понимает, что ускользнуть не удастся: за любым злом, совершенном в этом мире, рано или поздно следует жестокое возмездие, там, откуда не убежишь. Это непреложный закон.
Я оглянулся на отъезжающую машину «скорой помощи». Несчастному открылась истина, с моей подачи. Теперь ему жить с этим страшным знанием, с трепетом ожидать конца. Да, порой ожидание казни страшнее самой казни.
Жаль ли мне его? Гм. Может и мелькнет в душе искра сочувствия, но стоит взглянуть на огромное здание, кишащее людьми и представить, что случилось бы с ними, если б мне не пришлось вмешаться, жалость улетучивается, как сигаретный дым на ветру. Что тут думать? Разве хирург сочувствует паразиту, извлекаемому из тела пациента? Он – враг, а от врага избавляются… и никаких терзаний.