— Путь ты и впрямь трудный описал, — произнесла Хозяйка. —
Да только, раз не важны там ни умения магические, ни таланты
особые, почему сыну моему, по твоим словам, пройти по нему проще
других будет?
— А потому, царица, что Троянова тропа не в нашем мире
существует, — ответил Карачун. — По самой границе между миром живых
и миром Нави она пролегает. А Белый Князь с самого рождения к двум
мирам отношение имеет. Так что сможет в собственном теле по ней
отправиться.
— Не поняла? — Я с подозрением посмотрела на него. — Что
значит «в собственном теле»?
— Значит это, что любому другому, чтобы на тропу ступить,
убить себя придется, — ошарашил Карачун.
— Чего?! — выдохнули мы с Финистом одновременно, а
Белоснежка ахнула. Ее фарфоровая кожа, кажется, еще больше
побелела.
— А что вы хотели? — Карачун нахмурился. — Большие дары
требуют больших жертв, а дар Истока и вовсе бесценен. Дабы по грани
меж мирами пройти, надо душу высвободить. На закате с последними
лучами солнца круг кровью своей начертать, да сказать слова
заветные: «Стань мне небо торным путем,
Коий скрыт от взора напрасного.
Путь прямой отворяй, тропа Троянова
Отсюда и до бескрая самого». А там, коли доберетесь до
Истока, в мир живых вернетесь. Но ежели свернете с тропы, сгинет
душа в забвении навеки, и закрыт для нее будет как живой мир, так и
мир мертвых.
Н-да, перспектива препаршивейшая. Причем, судя по тому,
как вытянулись лица окружающих, даже хуже, чем я могу себе
представить.
— Простите, други, — внезапно подала голос Белоснежка. —
Благодарствие Карачуну Морозовичу за рассказ и упреждение, но не
пойду я. Ни с вами, ни одна. Пропасть в забвении? Нет, благодарю
покорно. Уж лучше без магии проживу, гномы в беде не оставят. А там
устроится все как-нибудь. Так что, как и говорила ранее, подтвержу
еще раз: слово мое крепкое — не пойду, — твердо закончила
она.
И я ее прекрасно понимала. Зачем проявлять напускное и
никому не нужное геройство? Ей и так неплохо живется. А магия —
что? Вон, в моем мире ее не существует, и нормально
обходятся.
Так что решение Белоснежки я полностью
поддерживала.
Финист же молчал. Сидел насупившись, не глядя ни на кого,
только пальцы его то сжимались в кулаки, то разжимались, да на лице
желваки ходили. Видимо, долг и желание крылья вернуть боролись в
нем со страхом забвения.