Я прижала руки к лицу пока из коридора выносили тело потенциального убийцы.
– Тогда зачем вы убили его? – не понимала я. – Вы должны были допросить его.
– Не сдержался. Не люблю, когда трогают мое.
Так лаконично и просто. Как будто я принадлежала ему раньше и теперь – после смерти брата – буду принадлежать снова.
– Ты и ребенок – отныне моя забота, – пояснил Данияр.
Не понимаю, с какой стати. Будто Багров знает больше меня. Намного больше.
Глубокая затяжка. Едкий дым. Он окутывал меня с ног до головы. В теле появилась слабость – от бессилия и беспомощности.
Если не пойду с ним – он заберет силой.
Меня не оставят в покое.
– Я забираю тебя себе, Насть. И думать нечего. Либо без любви, либо по-плохому.
Без любви. Или по-плохому. Он повторял это нарочно, пытаясь внушить мне отсутствие выбора.
Я поднялась, тяжело дыша.
Он прямым текстом сказал, что в его силах все. Забрать ребенка после рождения – тоже.
– Мне нужно подумать, – вялым языком пробормотала я.
– Нет. Ребенок будет воспитываться мужчиной, – припечатал Багров, убирая руку с зажатой в ней сигаретой от меня подальше. – Обо всех остальных условиях ты узнаешь позже. Если согласишься, для тебя и малыша это будет хорошо. В противном случае я применю к тебе силу.
Вот так просто. Без утайки. Прямо.
Я упрямо стиснула челюсти, и Багрову это не понравилось. Снова.
Если пойдешь добровольно, то все будет хорошо. Если не пойдешь – будешь страдать. Вот, что он имел в виду.
Обернувшись на коридор, я не увидела тело. Его забрали.
Багров смотрел прямо на меня. Немного с прищуром, но больше с уверенностью, что загнал меня в угол. Я кивнула еле заметно и попросила его не курить рядом со мной.
– Умница, – похвалил Багров и не затушил сигарету. – Собирай вещи, Настя. Одевайся тепло. На улице ветрено.
Он дал мне ровно час.
Через час в квартиру пришла его охрана, они вынесли мой чемодан и все сумки. Я хотела забрать портреты с мужем, которые расставила по дому, но Багров едва сдержался, чтобы не бросить их в стену.
Я видела, как сжались его кулаки.
Будто я не имела права думать о муже. Надо было думать о чем-то другом. Или о ком-нибудь.
В машине я тревожно поглаживала живот. Срок был всего пять месяцев, а живот рос не по дням, а по часам. Я чувствовала, что беременность будет протекать нелегко.
Когда мы проходили регистрацию на рейс, Багров несколько раз взглянул на меня многозначительно. Как бы предупреждая, чтобы я чего-то не выкинула из ряда вон выходящего. Я и не выкинула. Меня бы быстро вернули и насильно усадили бы в самолет.