– Могли бы позвонить, – негромко выговаривает подругам Ника.
– А мы звонили! У тебя такой визг стоял, мы думали тебя живьем режут!
Точно! В клубе Ника отвечала на звонок, и как раз в этот момент рядом толпа визжала – подпевала что–то.
– А на сообщения ты не отвечала! Потом вообще недоступна была!
– И все равно зачем все это?
За спиной забрякал металл – с меня сняли наручники, помогли подняться.
Стою, растираю запястья, таращусь на толпу народа в моей квартире. В крикливых истеричках узнаю подружек невесты. Тех самых, что вчера выплыли из лимузина.
Вокруг них, широко расставив ноги, полукругом стоит группа захвата с оружием наперевес. Грозные парни. Суровые. Глаза свои щурят – не доверяют.
– Точно все в порядке? – из прорези в балаклаве блеснули подозрением серые глаза. – Малая, мне остаться? – уставился на Нику.
Это тот самый боров, что сидел на мне, а потом тыкал стволом мне в голову и ребра. И обещал отстрелить фаберже. Братец одной из девиц. Гаденыш. Старший видать. И Нику хорошо знает.
– Нет–нет, не нужно, – поспешно ответила за подружек Вероника.
– Иди уже, Женя, – скомандовала та девица, что вчера была в платье цвета апельсина. – И мальчиков забирай. Мы с Анютой за этим типчиком присмотрим.
Острый девичий подбородок указал на меня. И взгляд такой колючий, что мне вдруг захотелось встать в строй к «мальчикам» и покинуть свою законную жилплощадь.
Мне совсем не понравилось, что за мной кто–то решил присмотреть. Особенно вот эти пигалицы, любительницы пинать по ребрам и обзывать старперищем, маньячелом и извращенцем. Все слова обидные.
Один за другим вооруженная группа покинула квартиру. Сразу стало светлее и легче дышать.
Постепенно прихожу в себя от шока. Девчонки окружили Веронику, расспрашивают, слова ей не дают сказать. Тискают то влево, то вправо, проверяют на целостность.
Чувствую себя лишним в своей квартире.
– Так, девушки! – рявкаю, тем самым заставляю заткнуться группу поддержки. Пигалицы вытаращили на меня глазищи, рты на полуслове застыли. – Чаю?
18. 17. Ника. Папе плохо
17. Ника. Папе плохо
Еле как прихожу в себя от случившегося. Не верится, что все было по–настоящему: полицейские, автоматы, наручники. Но, глядя на потирающего ребра Артема и подружек с виноватыми моськами, убеждаюсь, что мне не привиделось.
Артема до ужаса жалко – ни за что ему прилетело. В глаза ему смотреть не смею. Наверняка уже пожалел, что со мной связался.